Кто ответит за 4 стадию рака? Сразу скажем, никто не ответит за то, что человек «неожиданно» умер от рака. Даже если он много лет жаловался врачам на свои болезни, пытался выяснить, что же с ним всё-таки не так, почему он так плохо, из рук вон плохо себя чувствует, это не гарантирует ему того, что он умрёт от четвёртой, самой последней степени рака. Причём неожиданно 
25 июня текущего года, за месяц до своего 75-летнего юбилея, ушла из жизни Любовь Ивановна Гузеева, человек, в городе известный, и, немало для него потрудившийся. В 1999 году Любовь Ивановна вошла в инициативную группу семейчан, решивших основать в городе общественную организацию по защите прав пожилых людей и оказания им посильной помощи. С тех пор она всегда была членом правления ОО «Поколение», и на этом своём посту несла вахту защиты и помощи простым людям все последующие 17 лет. Несла бы и дальше, но вот так получилось, что её саму никто не защитил, не помог вылечиться и не погибнуть от коварной болезни, хотя она за этой помощью не раз обращалась.
«Любовь Ивановна проживала одна и всегда была у нас на виду, — говорит председатель «Поколения» Ольга Петровская. – Два года назад стала жаловаться на здоровье, но наших заседаний никогда не пропускала, изо всех сил старалась быть полезной организации, которую, по сути, сама же и открывала. С 2015-го года скрывать недомогания ей было уже невозможно, всегда бледная, голова кружится, но главное, она не могла глотать. Она даже чай с нами не пила из-за этого. В свою СВА она ходила не раз по этому поводу, жаловалась, что глотать не может. Ей прописывали какие-то средства от тонзиллита, и всё на этом».
Развитие рака с начала размножения одной «лишней» клетки до смертельной четвёртой стадии – дело не одного дня. И не одного года. Несколько лет, как правило, занимает процесс образования злокачественной опухоли, парализующей жизнь человека своими метастазами. Стало быть, есть время помочь человеку излечиться, не дать ему умереть в адских муках, вернуть его к прежней полноценной жизни. Наука далеко шагнула вперёд, и сегодня уже рак в большинстве случаев не является приговором, его можно и нужно лечить. Главное — не упустить время, помочь человеку тогда, когда ему ещё можно помочь. И даже если уже нельзя помочь, всё равно помогать нужно, и вряд ли кто-нибудь с этим не согласится. Причём помогать нужно не спустя рукава, а действенно, чтобы человек перед смертью хотя бы мог понять, что ему действительно помогают, а не издеваются над ним. А мы что делаем? Давайте попробуем разобраться, что же мы такое делаем, когда человек нуждается в медицинской помощи в высшей по его жизненным показателям степени. Разбираться будем не сами по себе, а вместе с медицинским работником, врачом высшей категории, отличником здравоохранения РК, который не отказался прокомментировать ситуацию, за что мы ему очень признательны и благодарны. Итак, Азиза Кожибаевна Молдакасимова, бывший директор медицинского колледжа в Зыряновске, ныне пенсионер и по совместительству член правления ОО «Поколение» держит в руках историю болезни Любови Ивановны Гузеевой и расшифровывает малопонятные нам буковки-крючочки, зафиксировавшие сухими медицинскими терминами горестную, многострадальную участь пациентки, очень хотевшей жить, но не получившей такой возможности.
Подробно историю болезни не будем по понятным причинам описывать, пройдёмся по ней в целом и на некоторых моментах остановимся. 26 июня 2014 года Любовь Ивановна обратилась к своему лечащему врачу. У неё была выявлена повышенная слабость, артериальная гипертония и много ещё чего было выявлено, но только не рак. На него ни подозрений не было, ни намёка, ни полунамёка. 29 июня 2015 года обратилась и поняла, что у неё хронический компенсированный тонзиллит (поэтому, видимо, глотать не может), но не рак. На него по-прежнему ни намёка, ни полунамёка. 31 марта 2016 года пришла в больницу. Глотать она уже вообще практически не могла, в области желудка чувствовала постоянную тяжесть и сама нащупывала каменное образование там, где его в принципе не должно никогда быть. Ей сделали ФГС и поставили диагноз: недостаточность кардинального отдела желудка, гастрит. Рака по-прежнему нет. Ни намёка, ни полунамёка. 20 апреля 2016 года снова обратилась, ей сделали УЗИ, исследовали печень, желчный пузырь, брюшную полость, одним словом, ничего подозрительного не обнаружили, тем более рак. 11 мая обратилась, — гастрит, рака нет. К этому моменту к ней приехала дочь из Новосибирска, и когда 12 мая у больной начался очередной приступ, и открылось кровотечение, вызвала «скорую». «Маме сделали какой-то укол,- говорит дочь Лариса, — и хотели уехать. Я взмолилась, чтобы её забрали в больницу, потому что, сколько ж можно ей ходить по кабинетам, она не может уже сама ходить, падает. Вот так она впервые попала в стационар».
В ЦГБ тяжело больная пациентка пролежала 8 дней, с 12 по 20 мая. Здесь впервые с помощью биопсии ей поставили, наконец, правильный диагноз – рак, — и направили в онкодиспансер на дальнейшее лечение. Но как направили. 19 мая ей сделали ФГС. Болезненная процедура, после которой не всякий здоровый человек способен быстро прийти в себя. Между тем, еле живой Любови Ивановне пришлось претерпеть её дважды. Первый раз в 12 часов провели обследование пищевода с помощью введённого внутрь эндоскопа, и ни чего такого не нашли. Надо полагать, это показалось медикам странным, и они пригласили другого специалиста, который спустя два часа (даже меньше) ещё раз провёл ФГС и всё-таки нашёл то, что должен был найти. Вообще ФГС всегда было в чести у врачей при постановке диагноза, связанного с желудочно-кишечным трактом. В медицинской литературе про это вот что написано: «ФГС помогает диагностировать уже на ранней стадии гастрит, язвенную болезнь верхних отделов ЖКТ, всевозможные полипы и эрозии пищевода и желудка, а самое главное – диагностировать предопухолевые состояния. А это значит, что рак желудка точно будет вылечен». То есть если бы ФГС было назначено при первых жалобах на специфические боли и общее недомогание, в 2014 году, или хотя бы в 2015, судьба у Любови Ивановны могла сложиться иначе. Человек мог бы быть сейчас живым, вот в чём дело, и что не даёт успокоиться ни родным, ни коллегам по общественной деятельности в рамках открытого ею же самой общественного объединения «Поколение».
19 мая еле живой пациентке дважды сделали ФГС, а на следующий день выписали, практически без передышки, взяв с неё расписку о том, что с лечением она согласна и никаких претензий ни к медперсоналу, ни к медучреждению не имеет. Выписали с подтверждённым диагнозом: рак. Рак на этот раз был подтверждён и проведённым ФГС, и результатами анализа биопсии, и самим онкологом, приглашённым специально для подтверждения диагноза из онкодиспансера. Специалист-онколог пришёл, подтвердил диагноз, сказал Любови Ивановне, что она теперь вне всяких сомнений его пациентка, и ушёл. Совершенно логично возникает вопрос: почему больную, которая сама уже не ходит, не перевели тут же в специализированную больницу? Почему не вызвали «Скорую» и не перевезли на оборудованной машине туда, куда она давным-давно уже должна была попасть? Как бы там ни было, уже плохо ориентирующегося в этой жизни человека выписали из ЦГБ, объяснив, что дальнейшее лечение необходимо получать в онкодиспансере.
Из ЦГБ смертельно больную Любовь Ивановну выписали в пятницу. Понятно, что выходные она должна была провести дома, а в понедельник лечь в онкологическую больницу. Ведь ей именно так и сказали в Центральной городской: «Мы сейчас вас выпишем, а вы с выпиской идёте в онкодиспансер и там продолжаете лечиться». Дочь Лариса собрала для больной матушки вещи и с нетерпением стала ждать понедельника, чтобы уже начать, наконец, давно необходимое лечение под руководством специалистов-онкологов. А вдруг, и правда помогут? Мы ж так устроены, до конца надеемся на чудо. В понедельник вызвали такси и поехали. Но не тут-то было: оказывается, надо было сначала просто на приём прийти (записаться, в очереди отстоять), потом дома ещё какое-то время полечиться, и только потом… А вы как хотели? Другие по 2-3 недели своей очереди дожидаются, чтобы в стационар лечь. Благо, дочь приехала и повсюду сопровождала свою уже не понимающую почти ничего от не отступающей адской боли мать. Ей, правда, прописали в ЦГБ кеторол, по 4 таблетки в день, но они помогали примерно так же, как мёртвому припарки обычно помогают. Дочь посуетилась, на ноги всех подняла, и маму не пришлось обратно домой везти, её приняли в тот же день.
2 июня Любови Ивановне сделали операцию. Она ждала этого события с большой надеждой: может быть, удалят всё лишнее, и она пойдёт на поправку? Полчаса эта операция длилась. Ревизия брюшной полости была проведена. И всё. Ну, потому что метастазы кругом, четыре жизненно важных органа ими поражены, не сделаешь уже ничего, ничем не поможешь. Зашили и стали к выписке пациентку готовить. Написали в истории болезни так: язык влажный, чистый (хотя он был сухим и в язвах), живот мягкий, печень аккуратная и так далее по списку. В общем, всё хорошо, можно уже новую жизнь начинать. Перед выпиской взяли с пациентки расписку («Я, Гузеева Л. И. с информацией о своём здоровье ознакомлена, задала все интересующие меня вопросы, получила ответы…»), что она претензий никаких не имеет, прописали ей печёночный сбор для повышения жизненного тонуса, велели явиться в июне в поликлинику по месту жительства. Так и написали: явка в поликлинику – 15.06.16.
После выписки из онкодиспансера Любовь Ивановна прожила ещё несколько дней. Несколько ужасных дней, когда она не могла собрать волю в кулак, чтобы сосредоточиться на открывающихся перед ней горизонтах Вечности. Рана после операции болела, кровила, на жаре гноилась. Дочка бегала по больницам, добиваясь, чтобы кто-нибудь пришёл и сделал перевязку. Потом она только узнала, что для этих целей предусмотрены медсёстры, которые сами должны приходить раз в три дня и перевязывать недавно прооперированных пациентов. Однако, как ни болела Любовь Ивановна, а всё же умерла. 25 июня это случилось, поэтому явиться в поликлинику уже не смогла. Она бы обязательно явилась, если бы дожила. Она была очень ответственным, исполнительным человеком.
Вот такая незамысловатая в общем-то история, которая касается каждого из нас, и тех, кто болеет или в любой момент может заболеть, и тех, кто лечит, но зачастую не может вылечить. История незамысловатая, а вопросов она порождает много. Не будем их все перечислять, тем более, что все они сводятся в конечном итоге к одному вопросу: кто ответит за 4 стадию рака? Люди гибнут в нашем городе от рака, что не ново и в какой-то степени понятно. Непонятно только, почему онкобольные, которые годами ходят к врачу и жалуются на недомогание, зачастую узнают о своём смертельном диагнозе буквально в шаге от смерти? А иногда и вовсе в неведенье умирают? И чем больше государство выделяет средств на борьбу с недугом по имени Рак, тем сильнее хочется получить ответ на этот злободневный вопрос.
НАТАЛЬЯ
ДРОЗДЕЦКАЯ