Записки бывшего преподавателя казахского языка
Атау септік
«…В класс входит высокий стройный мужчина-брюнет. Военная форма, правда, без погон сидит на нём ладно. И это свидетельствует о том, что человек недавно оставил военную службу… Поздоровавшись с нами и представившись, сказал: «Я буду вести у вас уроки казахского языка». Тут же сделал перекличку. Затем убористым почерком написал на доске тему первого урока: «Атау септік» («Именительный падеж»).
Это – обо мне. Выдержка взята из мемуарной книги, как понял читатель, одного из моих учеников. Значит, описано событие давнее-предавнее. Достаточно сказать, что автор, И.Н. Самойлов, имеет за плечами десятилетия педагогического стажа, в том числе директорского в средних школах. А то событие, первый урок казахского языка, который я провёл в седьмом классе Солоновской русской средней школы Большенарымского района, явилось и началом моей трудовой деятельности после, действительно, возвращения с военной службы. Вот перебираю бумаги из личного архива, относящиеся к той поре и заново переживаю пережитое. Планы: поурочные, календарные, воспитательной работы; дневник классного руководителя; доклад «Порядок слов в предложении», подготовленный к январскому совещанию учителей для выступления на секции преподавателей казахского языка в русской школе. Написанный убористым почерком, занимает 20 тетрадных страниц.
Начало, как и требовалось, выдержано в духе времени: ссылка на организованную газетой «Правда» дискуссию по вопросам языкознания, в которой принял участие сам И.В. Сталин. Прелюдией к раскрытию темы беру его поучение: «Грамматика (морфология, синтаксис) является собранием правил об изменении слов и сочетании слов в предложении».
Возвращаясь со службы, я представлял себя работником районной газеты. Но места там не оказалось, а в районо, где попросился в военруки, предложили должность, о которой и мечтать не мог. Хотя казахским языком владел неплохо. Но знания мне дали не столько два класса, которые окончил – отличником – до перехода в русскую школу, сколько самообразование. Много читал фольклорной и художественной литературы. Вплоть до призыва в армию, подражая акынам, Абаю, в первую очередь, писал стихи, даже поэмы, написал даже роман в стихах. (Все они хранятся в моём архиве)
Переходил учиться в русскую школу, разумеется, по воле родителей. Необходимость этого шага объяснили просто: «В конторах в ходу только русский язык». Так в моём сознании возник первый проблеск, что ли, относительно положения казахского языка, положения, усугубившегося со временем в сложную проблему. Проблеск, вспомнившись в Солоновке, обернулся озарением. Причём при беглом же ознакомлении с учебным планом. Оказалось, свой предмет во всех старших классах мне предписывалось вести по программе только одного класса – пятого. Почему? Да потому, что в прежние годы предмет преподавали люди малокомпетентные, когда не находились и такие – не преподавался вообще.
Это – причина забвения предмета, лежащая на поверхности. Столкнувшись с нею, понял глубинную — в республике казахский язык в должной мере не востребован, отсюда и прохладное, мягко говоря, отношение к нему, как к учебному предмету, в школе,
Моё «открытие» вскоре же нашло подтверждение. Дело было на январском совещании учителей. В перерыве ко мне подошёл средних лет плотного сложения мужчина, подавая руку назвался директором Жулдызской средней школы Букабаевым, похвалил моё, как он сказал, «толковое выступление», и даже не осведомившись о моём образовании, стал звать к себе преподавателем русского языка. «А казахский в русской школе это лишь дань форме, — говорил он. – Я сам математик, до нынешнего учебного года несколько лет директорствовал в вашей Солоновской школе, казахский язык если когда и вёлся, то через пень колоду…».
Но я-то взялся за дело по-армейски ответственно – всерьёз, и оно пошло. Чтобы пробудить у детей интерес к предмету, изготовил и вывесил в классах всевозможные таблицы, практиковал уплотнённые уроки, изложение некоторых тем сопровождал примерами из казахского народного творчества. Провёл и открытый урок, которому коллеги дали хорошую оценку. Короче, ответив жулдызскому директору отказом, я обосновал это тем, что жалко оставлять налаженное дело, к тому же являюсь классным руководителем, секретарём учительской комсомольской организации, агитатором в своей десятидворке, веду драматический кружок…
А счастье было так возможно…
Через день или два меня вызвали в районо. Заведующий отделом М.А. Савельев, выражая слова пообтекаемее, представил мои старания в принципе напрасными. «В верхах-кругах, — кивнул он в потолок, — изучается вопрос об отмене преподавания казахского языка в русских школах вообще». Михаил Афанасьевич знал, что говорил: уже в 1955 году министр просвещения Д. Сембаев подписал соответствующий приказ. В тогдашней реальности мера эта была целесообразной. В самом деле, зачем тратить деньги на заведомо бесполезное дело, создавая видимость его благополучности? Ни в одной школе не найти было ни одного выпускника, которого научили бы изъясняться по-казахски хотя бы сносно. Не случайно сембаевская мера осталась в обществе незамеченной, она просто, что называется, плавно вписалась в тенденцию сужения сферы присутствия – о применении речи нет — языка народа, давшего название республике.
Первые шаги периода становления власти Советов в области национальной политики были знаковыми. Уже в октябре 1917 года был образован наркомат по делам национальностей. Возглавляемый И.В. Сталиным, он работал над программой установления дружбы народов, укрепления экономики и культуры всех наций и народностей, их сближения при одновременном развитии их языков. Конкретно в Казахстане эта политика материализовалась прежде всего в виде школ и различных курсов, открывавшихся в аулах. В фондах областного государственного архива сохранился весьма ценный документ – решение Усть-Каменогорского совдепа об организации курсов по подготовке учителей казахского языка. И это в пору полнейшей разрухи! Кстати, документ подписал Я.В. Ушанов, тот самый, имя которого убрали с названия улицы областного центра. В другом документе, принятом чуть позже и партийным органом, содержится предписание всем учреждениям об открытии в них курсов изучения казахского языка. Первым в списке значится райком партии.
В те же 30-е годы появился термин «коренизация». Так сокращённо в просторечии назывался Закон, стимулировавший интерес к изучению языка коренного населения: владеющим им полагалась ощутимая надбавка к зарплате. Словом, счастье было так возможно, но время, однако, работало против него. И всё потому, что важнейшая составная часть национальной политики – проблемы периферийных языков, хотя не повсеместно, постепенно предавались забвению. Происходило это под воздействием ряда объективных причин, но никак не вследствие злонамеренных козней со стороны власти, как тщатся представить некоторые горе-знатоки. Но об этом в свой черёд. Что же касается результатов забвения, то они общеизвестны. Началось с перевода делопроизводства, за исключением отдельных районов, на русский. Массово, из-за укрупнения аулов тоже, стали закрываться казахские школы. В Усть-Каменогорске казахская была только одна. Причём обучались в ней, живя в интернате, дети из районов. Да что говорить о глубинке, когда точно такое положение имело место быть даже в Алма-Ате! Сложившаяся ситуация вполне закономерно привела к тому, что к 90-м годам по-казахски не умело говорить до 40 процентов казахов. Закономерно же возникает сакраментальный вопрос:
Кто виноват?
Ответы даются разные, но доминирует однозначный тезис: виноват тоталитарный режим, то бишь советская власть. Такое можно прочитать в газетах, услышать на “круглых столах”, в различных аудиториях. Из известных мне приверженцев означенного тезиса больше других преуспел, я думаю, преподаватель ВКГУ имени С. Аманжолова, кандидат исторических наук Маратбек Аканов. Перво-наперво обращаю внимание читателя на то, что последний не делает никакого различия между Российской империей и Советским Союзом. Следовательно, Казахстан являлся-де колонией России на протяжении 260 лет – с 1731-го по 1991-й годы. Более того, наибольший ущерб самобытности казахов был нанесён, якобы, именно в советский период И такое на «круглом столе», посвящённом 19-летию независимости республики, говорит историк по специальности! («Дидар», 15 декабря 2010 г.). Как можно не признавать хотя бы элементарную из непреложных истин: он, Аканов, сам, и все наши нынешние учёные, не говоря просто о функционерах, или начинали в советской школе или прошли её от начала до конца, пользуясь всеми привилегиями бесплатного образования?!
Здесь напрашивается в контекст небольшое отступление – хочу назвать случаи искажения правды в различных аспектах и подчеркнуть, что это делается во имя подтверждения превратных представлений забвения казахского языка. Так, в газете «Правда Казахстана» (16.09. 2010 г.) доктор исторических наук М. Бесбаев, прибегая к высокому слогу, пишет, что Казахстан испытывал колониальный гнёт как при царской России, так и при советской власти. Далее возводит напраслину на бывшего первого руководителя ВК области А.К. Протозанова, который, дескать, «ущемлял интересы национальных кадров». В результате будто допускалась кривизна в подборе кадров, к примеру, на ТМК и СЦК. Между тем в протозановские времена пост главного инженера, затем директора на титано-магниевом занимал М. Байбеков, 1-й цех возглавлял И.Шалабаев, позже – Н. Усенов, 5-й цех – Б. Койчубаев. Нынешний президент АО «УК ТМК» Б. Шаяхметов из сменных мастеров вырос до начальника 3-го цеха. Начальника 2-го цеха замещал О. Бейсекеев, парторганизацией опытно-экспериментального цеха руководил инженер-металлург Е. Шеметов. Начальником конструкторского отдела был К. Чултуров. Председателем профкома – Б. Шыныбаев, секретарём парткома – К. Жапаров, переведённый оттуда руководить вновь созданным Октябрьским райкомом партии областного центра.
Перейдём на свинцово-цинковый. Здесь начальниками цехов были Ш. Смаилов, Е. Есильбаев, М. Байдукашев, М. Такежанов, К. Бозтаев. Первый из последних двоих вырос до министра цветной металлургии Казахстана, второй избирался секретарём парткома комбината, впоследствии возглавил Семипалатинский обком партии. Председательствовал в профкоме выдвинутый из начальников отделения будущий мэр Усть-Каменогорска А. Кажибаев. А вот путь, пройденный первым Халық каһарманы в нашей области А. Куленовым: сменный мастер – начальник цеха – главный инженер – директор комбината. Повторюсь: все эти назначения-выдвижения происходили в основном в бытность руководителя области А.К. Протозанова. Тем не менее, доктор Бесбаев, представляя его ярым шовинистом, так и пишет в своём опусе: на УК ТМК И УК СЦК, «являющимися флагманами индустрии, в 80-х годах не было ни одного начальника цеха из представителей казахской национальности». Сопоставив эту беспардонную ложь с приведёнными выше фактами, читатель поймёт без труда, как может ослепить даже учёного мужа одержимость представить историю в кривом зеркале и оплевать всё прошлое. А нужно ему это для того, чтобы в подтексте инсинуаций сквозила мысль: раз мы жили в столь жёстких условиях ущемления, причина забвения казахского языка объясняется произвольно.
Младший собрат Бесбаева М. Аканов – вернёмся к нему — объясняет её, ту злополучную причину, прямым текстом – называет её «следствием политики, проводившейся Россией». Сентенции предшествует откровение, будто «в продолжение 160 лет казахи жили в российском подчинении. Советская власть существовала лишь в своём названии, в действительности мы пребывали в составе России». Тогда, мол, «в открытую говорилось, что не знающий русского языка не является человеком».
Контрасты
Слов нет, русский язык давал (и даёт) широкие возможности для всестороннего духовного роста человека и его карьерного роста. Представители нацменьшинств пользовались в этом плане определёнными привилегиями. Тысячи и тысячи юношей и девушек, окончившие казахские школы, тоже получали высшее образование в ВУЗах не только Казахстана, становились высоклассными специалистами, как и те инженеры наших металлургических гигантов. Правда, технологическим процессом руководили на русском языке. Собственно, он главенствовал везде, не считая казахских школ, редакций казахских СМИ и регионов компактного проживания коренного населения.
Воспоминания об этом побуждают меня вспомнить свою творческую командировку в Ташкент осенью 1971 года. Тогда я отвечал за казахское вещание областного телевидения и радио. Откровенно говоря, они существовали на задворках русского вещания. Я своими намерениями как-то улучшить положение вызывал неприязнь руководства. В конце концов меня обвинили в антипартийном поведении и добились исключения из рядов КПСС. Обком партии, который, кстати, возглавлял А.К. Протозанов, поддержал не меня, а провокаторов. Заступилась Москва. Хотя я пострадал, защищая интересы казахского вещания. Но это к слову.
Главное впечатление, полученное мной в Ташкенте и республиканском комитете по телерадиовещанию, можно выразить одним словом – контрасты. Ими характеризовалась востребованность казахского и узбекского языков. В городе повсюду звучала узбекская речь, пестрели таблички, указатели, наглядная агитация, выполненные по-узбекски. «Расстановка сил» в телерадиокомитете была такой, что редакции русского вещания оказались отодвинутыми на обочину. Вечером в гостиничном номере меня шокировал радиорепортаж с футбольного матча: он вёлся на… узбекском языке!
Как тут не обратиться к уже знакомым нам учёным-историкам Бесбаеву и Аканову и их присным, почему же Россия, которая, якобы, всячески препятствовала развитию казахского языка, терпела «разгул» узбекского в соседней нам республике? Чем объясняется такая избирательность «великодержавного монстра»? Молчите? Понимаю, что же скажешь, если через эти вопросы дилетантские взгляды на проблему стали обозреваемыми в обнажённой неприглядности.
Интересы развития производительных сил потенциально богатой республики с небольшой численностью коренного населения потребовали притока сил и средств извне. Без этого не построить бы столько городов, заводов, шахт, электростанций, дорог и всего прочего, не освоили бы целину. Дилемма возникла сложная: или взять курс на индустриализацию республики во имя блага народа единой страны, или, чтобы коренное население и его язык не «разжидились», миграцию людей в Казахстан запретить. Третьего было не дано. В результате имеем то что имеем. Конечно, возможностей поддержания казахского языка, расширения сфер его применения не могло не быть, но они остались не изысканными. За это повинна республиканская власть в первую очередь. Понять, почему коллега Д. Кунаева в Ташкенте Ш. Рашидов доклады на съездах своей компартии делал на узбекском языке, а Кунаев – на русском, можно: далеко не схожим было демографическое положение республик, что сказывалось на национальном составе аудиторий. Тем не менее наш первый секретарь, отдавая дань формальности, мог бы обратиться к съезду с приветствием: «Құрметті жолдастар!» и произнести ещё несколько фраз. Не находил нужным. Ладно. Но вот другой случай, не поддающийся пониманию. Цитата из статьи «Манкуртизм», написанной доцентом университета «Кайнар» А. Омаровым (газета «Начнём с понедельника», № 41 за 2006 год): «Начало 80-х годов. В Алма-Ате идёт республиканский слёт чабанов-передовиков. Хотя это были одни казахи, тогдашний руководитель Казахстана Д.А. Кунаев свое вступительное слово и доклад сделал на русском языке. Чабаны этим, мягко говоря, были расстроены, и часть из них покинул зал».
Думаю, усмотреть и в этом «руку Москвы» трудно. Разве что может усмотреть господин Аканов?
Не искать чёрную кошку в тёмной комнате
… Бог с ним, пусть усматривает. Тревожит другое – ведь его те или иные ошибочные мнения не остаются при нём, ибо он – преподаватель ВУЗа, и свои измышления относительно, скажем вассальной в былом зависимости Казахской ССР от России, он волен распространять с кафедры. И наверняка распространяет, формируя у студентов превратные представления по ряду моментов нашей истории, являющихся аксиомой. В том числе такой закономерности: нынешний расцвет Казахстана можно и нужно рассматривать только в связке с наработанным в прошлом опытом, социально-экономической базой, заложенной старшими поколениями. Противоречивое толкование противоречит концепции всеобщего согласия.
Бросает тень на неё непродуманные порой переименования населённых пунктов. Как известно, название г. Зыряновска связано с открытием месторождения изыскателем Герасимом Зыряновым. Однако журналист С. Абилхан в своей статье («Дидар», № 114, 2010 г.) сильно сомневается в этом. Если ему верить, то Зыряновск основан в… 1976 году, а местность, где он расположен, предки в старину называли Коктас (Синий камень). И автор за то, чтобы городу вернули это название. В то же время пишет, что если русские названия отражают исторический факт или памятные с точки зрения народных традиций события, то убирать их, дескать, не следует. Открытие же, сделанное Г. Зыряновым, является вот именно историческим фактом. Что касается Коктаса, то в случае подтверждения, что на месте нынешнего Зыряновска, когда-то стояло поселение с таким названием, то, вернуть его, как исконное, будет вполне оправданно.
… В Солоновской школе я работал всего две четверти. Но за этот короткий период системного обращения с казахским языком знания мои, полученные прежде путём хаотического самообразования, заметно пополнились. Творчески расширяя рамки учебной программы, я глубоко постиг морфологию, богатство языка и характерные для него стилевые нюансы. Словом, получил заряд, стимул для того, чтобы, как говорится, не сойти с дистанции. Благодаря этому получил возможность работать собкором в областной газете «Коммунизм туы» (ныне «Дидар») и республиканской – «Сухбат». О работе на телерадио говорил. В начале 90-х редакция международного радио «Азаттык» («Свобода») решила открыть в Усть-Каменогорске корреспондентский пункт. Встал вопрос о собкоре. Выбор пал на меня, и я на протяжении семи лет сотрудничал с этим радио. Микрофонные материалы составили несколько томов.
Говорю обо всём этом, чтобы дать понять, что проблемы казахского языка заботят меня не меньше, если не больше, чем учёных, которые ищут чёрную кошку в тёмной комнате. Мерам по преодолению неких трудностей должен предшествовать объективный анализ причин их возникновения. Некоторые отмахиваются от этого, ибо модно как-то стало считать всё негативное наследием «колониального прошлого».
И последнее. В наши дни нет недостатка в доходящих до велеречивости высказываниях о царящих в обществе мире, согласии, толерантности. Но давайте представим такую картину. В Доме дружбы собрались представители диаспор, чтобы поговорить как раз на эту тему, а некто с кафедры ВУЗа, подводя через колено под свои воззрения историческую правду, изрекает надуманные «истины», представляющие из себя мираж. Занятие, как видите, небезобидное – противоречит атмосфере духовного согласия. Больше того, ввергает немалую часть общества в комплекс вины за «политику России», которая конкретно повинна, оказывается, за доведение казахского языка до плачевного состояния.
Вспомним Абая:
Доверчивость излишнюю сдержи.
За славой не гонись –
то призрак лжи.
К лицу ль тебе, — других ввергать
В обман и слепо верить в миражи.
Менгали МУСИН
ветеран войны и труда
