Трудно сосчитать, сколько структур у нас занимаются реанимацией, оздоровлением экономики, инвестированием в новые перспективные проекты, или в восстановление некогда работавших предприятий. Это действительно очень непростая задача – сосчитать все такие организации, такая цель тяжелая даже для журналиста, который целенаправленно будет заниматься лишь этой темой. 
Таких «контор» полно, и у каждой прекрасный офис в центре Астаны или Алматы, штат сотрудников, служебные автомобили, и, самое главное – государственное финансирование. Наверное, неплохое финансирование, если они существуют годами, и что-то не было слышно от них жалоб на «тяжёлую жизнь». Задача всех этих т.н. «институтов развития» — получить государственные деньги, эффективно вложить их в инвестиции, и не только вернуть бюджетные средства, но и получить прибыль за счёт развития экономики. Справляются ли подобные учреждения с поставленной задачей? Какова вообще эффективность вложения государственных средств в финансирование т.н. «индустриально-инновационных проектов»? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно проводить специальное исследование. Ведь даже в Концепции индустриально-инновационного развития РК на 2015-2019 годы не указано точное число новых производств, которые были созданы в ходе выполнения аналогичной государственной программы на 2010-2014 годы. Называется цифра – более 500. Если уж высшие органы власти, разрабатывающие государственную программу, не знают точной цифры, то кто же может реально подсчитать количество новых производств?! А ведь для их создания в большинстве случаев выделяются либо кредиты за счет бюджетных средств, либо выгодные государственные инвестиции. Названа цифра, что эти новые предприятия выпустили продукции на 2,5 трлн. тенге, и создано 60 000 новых рабочих мест. Цифры вроде бы солидные, но выходит, что в среднем на одном предприятии создано 120 рабочих мест, а это уровень среднего бизнеса, совсем не уровень крупной индустрии. А ведь уже завершается и вторая пятилетка индустриализации, дано поручение разработать и третий пятилетний план на 2020-2025 годы.
Мы решили, что дать глобальный анализ по всей стране – слишком сложная для нас задача. А вот интересно, чем помогли экономике Восточного Казахстана такие мощные государственные структуры, как, к примеру, Банк развития Казахстана? «БРК – финансовый институт, ориентированный на развитие несырьевого сектора экономики. Мы инвестируем в проекты, которые способствуют устойчивому развитию экономики Казахстана» — так провозглашены задачи БРК на его официальном сайте. По состоянию на 31.12.2018 года одобрено к финансированию 132 инвестиционных проекта на сумму 8,5 трлн. тенге (данные сайта БРК). Реально профинансировано в период с 2013 года по 30 июня 2018 г. 43 инвестиционных проекта и 16 предэкспортных операций на сумму 1 трлн. 480 млрд. тенге (из официального ответа БРК на запрос редакции). За этот же период (2013- июнь 2018 г.) произведён запуск 27 инвестпроектов. С момента создания Банка (2000 г.) введено в эксплуатацию 103 инвестиционных проекта (из них 10 в ВКО), создано 26 633 рабочих места. К сожалению, найти список предприятий, введённых в ВКО с помощью средств БРК, на официальном сайте банка так и не удалось. 
Проект сроком в 12 лет – восстановить КШТ не удалось
Нам известно, что за счёт средств БРК осуществлялся такой важный для Усть-Каменогорска проект, как попытка реанимировать бывший комбинат шёлковых тканей. Почему проект не удался, почему КШТ по-прежнему представляет собой скопление пустующих корпусов? Управляющий директор АО «Банк развития Казахстана» А. Исмагамбетов сообщил нам, что действительно, этот проект финансировался за счёт БРК. Но в 2013 году все проблемные активы БРК, включая ТОО «Нимэкс-Текстиль» (фирма, которая собиралась восстановить КШТ), были переуступлены сестринской организации Банка – АО «Инвестиционный фонд Казахстана» (ИФК). «Таким образом, все права и обязательства по реализации, реанимации, оздоровлению, взысканию активов на сегодня принадлежат ИФК», — сообщается в официальном ответе.
Для чего одна государственная организация – Банк развития Казахстана – передаёт все свои проблемные активы другой государственной организации, причём, сестринской (прошу заметить – не дочерней!) – Инвестиционному фонду Казахстана – понять сложно. Вроде бы и понятно – чтобы очиститься от тех проектов, по которым уже невозможно вернуть вложенные деньги. Но ведь ИФК – тоже стопроцентно государственная структура, к тому же, еще и входящая в Национальный управляющий холдинг «Байтерек», который управляет всеми государственными институтами развития, и ИФК является его уже дочерним предприятием. А уже НУХ «Байтерек» входит в Фонд национального благосостояния «Самрук-Казына». К чему эта матрёшка, если карман всё равно один – государственный?
Пришлось обращаться с запросом уже в ИФК. Председатель правления АО «ИФК» Е. Секешев сообщил, что «в целях запуска предприятия ТОО «Нимэкс-Текстиль» ИФК проводил поиск инвесторов, однако, учитывая месторасположение объекта (отсутствие доступа к сырьевой базе, расположенной на юге Казахстана) было принято решение о раздельной реализации имущества актива. Так, оборудование (движимое имущество) было реализовано и в настоящее время используется предприятием в Туркестанской области. Недвижимое имущество также будет реализовано с возможностью сегментации территории. В апреле 2018 года ТОО «НИМЭКС Текстиль» было ликвидировано по решению суда. Имущественные активы, находящиеся на балансе Фонда, выставлены на продажу с целью возврата средств».
Итак, выходит, что первую попытку реанимации КШТ производило ТОО «Нимэкс-Текстиль». Но не получилось. Потом нужно было реанимировать уже само ТОО. Однако, в итоге все свелось к распродаже имущества некогда мощного предприятия, с которого и начинался в 70-х годах прошлого века новый левобережный район города, который до сих пор так и называют – «КШТ».
Средства на реализацию проекта «Восстановление и расширение текстильного производства на комбинате шёлковых тканей» предоставлены, как уже было отмечено, Банком развития Казахстана. По данным, опубликованным в печати в 2006 году, на проект было выделено более 19 млн. долларов льготного кредита. Планировалось выпускать до 8,4 млн. погонных метров тканей в год. Однако уже в 2008 году проект заглох, хотя предприятие действительно хотя бы частично модернизировали. Руководство ТОО объясняло трудности нехваткой оборотных средств и отсутствием рынков сбыта. В 2010 году предприятие было признано банкротом, и началась распродажа имущества. Некоторые корпуса были куплены по хорошей цене, так цех крашения с прилегающим земельным участком приобрели за более чем 60 млн. тенге (400 тыс. долларов по курсу 2012 года). В 2013 году неожиданно Верховный Суд отменяет решение о банкротстве ТОО «Нимэкс-Текстиль». Но это странное решение никак не повлияло на судьбу предприятия и перспективы реанимации КШТ. Процесс банкротства и ликвидации растянулся на целых 8 лет. За это время и территория, и помещения бывшего комбината пришли в ещё большее запустение. В период с 2014 по 2018 гг. взыскано с ТОО «Нимэкс-Текстиль» 2 млрд. 501 млн. тенге – такие данные приводятся в ответе ИФК на наш запрос. В некоторых зданиях бывшего комбината сейчас офисные и торговые помещения и производственные участки ряда фирм. В апреле прошлого года ТОО было ликвидировано, но продажа имущества КШТ продолжается. На сайте ИФК 4 января размешено объявление о продаже или аренде недвижимого и движимого имущества. Продаётся земельный участок площадью более 18 гектаров, административно-бытовое здание, склады, гаражи, тепловой пункт, здания отделочной и ткацкой фабрик и ряд других активов, даже лифты. При банкротстве предприятия эти активы проданы не были. Ясно, что и речи не может идти о восстановлении здесь производства тканей. А ведь ещё в феврале 2015 года аким ВКО Даниал Ахметов заявлял, что КШТ может быть восстановлен. В чём тогда заключалась миссия Инвестиционного фонда? Название громкое, а в итоге фонд стал всего лишь продавцом имущества.
Ни кожи, ни меха!
Ещё один несостоявшийся проект, находящийся ныне под патронажем ИФК – «Семипалатинский кожевенно-меховой комбинат (СКМК) – реконструкция и модернизация кожевенного производства». Вот какие сведения об этом проекте опубликованы на сайте Ассоциации предприятий лёгкой промышленности Казахстана.
«В рамках Карты индустриализации предприятием в 2008 году начата реализация инвестиционного проекта «Реконструкция и модернизация кожевенного производства», стоимостью 25 млн. долларов США, финансируемых АО «Банк развития Казахстана».
За период с начала реализации проекта установлены новый модуль кожевенного производства комбината (дубильный и отмочно-зольный цеха) и технологический тамбур. Завершены работы по капитальному ремонту склада кожсырья, теплового пункта. На 80% выполнены работы по капитальному ремонту внутриплощадочных электросетей и отделочного цеха кожевенного производства.
В связи с приостановкой финансирования проекта со стороны банка производство было остановлено (с 2012 года по октябрь 2013 года). Проблемы предприятия по загрузке мощностей неоднократно рассматривались на региональном и республиканском уровнях». Далее сообщается, что дважды, в 2013 и 2015 годах предприятие пыталось восстановить работу за счёт давальческого сырья из России. Но с июля 2015 года комбинат стоит.
Почему БРК приостановил финансирование по кредиту — этих сведений нет ни в Интернете, ни в официальном ответе ИФК на запрос редакции. В 2013 году проект реконструкции СКМК, как и другие проблемные активы, был передан из БРК в ИФК. Инвестиционный фонд не осуществлял их финансирование, и с 2009 года Фонд вообще не ведёт финансирование проектов. А зачем тогда их передали в ведение Фонда, в названии которого есть слово «инвестиционный»?
В конечном счёте, проект протяжённостью в 10 лет завершился печально. «Фондом была проведена реструктуризация задолженности ТОО «СКМК» путём подписания мирового соглашения с собственником, однако в связи с неисполнением обязательств должника, Фондом после ряда претензионно-исковых процедур будет вестись работа по реализации имущества актива. Определением Специализированного межрайонного экономического суда по ВКО от 10.12. 2018 г. на основании заявления управления государственных доходов по г. Семей в отношении ТОО «СКМК» возбуждено дело о банкротстве. Погашение задолженности планируется произвести в 2019 г. в рамках процедуры банкротства».
Так какую же роль выполнили БРК и ИФК, почему провалился проект? Почему так и не был решен вопрос с поставкой сырья и загрузкой предприятия? Неужели нет возможности поставлять шкуры скота в достаточном количестве? Почему Семипалатинский кожмехкомбинат стал банкротом, а магазины и рынки завалены импортными дублёнками, кожаными куртками, кожаной обувью? Где министерство экономики, экономические ведомства области? Куда ушли миллионы долларов кредита? Кто ответит на эти вопросы, и будут ли на них отвечать?
И рыбка не золотая, и куры дохлые
Оказывается, «в портфеле Инвестиционного фонда» находится ещё один проект. Вот его полное название: «Черемшанский бройлер» — проект «Модернизация действующего птицеводческого комплекса путём увеличения производственных площадей внедрения более современной технологии». Так это же Черемшанская птицефабрика! – воскликнет внимательный читатель, и окажется прав. Да, та самая птицефабрика, которая обеспечивала яйцом и мясом птицы всю ВКО. Но эти времена прошли, фабрика оказалась в частной собственности, и «эффективные собственники» довели её до краха. Сотни рабочих годами вместо полноценной зарплаты получали лишь крохи, а затем лишились и этих копеек. О забастовке работников птицефабрики узнала вся страна. Один из владельцев предприятия Адалат Аллахвердиев тогда публично заявил, что готов продать фабрику за 1 тенге.
Действительно, покупатель нашелся, и приобрел фабрику с долгами. Но дело не пошло, долги погасить не удалось. Энергетики отключили электричество, от холода и голода погибли все куры. В 2012 году ТОО «Птицефабрика Капитал» (новый владелец фабрики) было признано банкротом. Сначала имущество фабрики выставили на продажу единым комплексом, одним лотом, но покупателей не нашлось. Тогда имущество разделили на 19 лотов, и отдельно распродали производственную базу, здания, технику, всё вместе за 180 млн. тенге. Самый крупный лот – производственную базу птицефабрики – продали за 149 млн. тенге.
Самое интересное в том, что параллельно с ТОО «Птицефабрика Капитал», на базе бывшей Черемшанской птицефабрики, действовала ещё одна фирма — ТОО «Черемшанский бройлер». И в то время, когда фабрика фактически погибала, это ТОО в 2008 году получает от БРК на весьма льготных условиях кредит на 15 млн. долларов! Это был тот самый инвестиционный проект по созданию в ВКО мощного комплекса по производству мяса птицы в объёме 6500 тонн в год. Странная ситуация, не правда ли? Действующая птицефабрика разрушается, а фактически те же самые люди, которые руководят погибающим производством, получают колоссальные деньги для модернизации этой же самой птицефабрики, расширения её площадей и внедрения более современных технологий! Причём, вероятнее всего, в качестве залога предъявляют то же самое имущество пока ещё действующего производства. У этого «чистого» ТОО есть еще имущество в виде офисов в Усть-Каменогорске. Кстати, ТОО «Черемшанский бройлер» имело задолженность перед Банком БТА, и эта задолженность была рефинансирована с помощью кредита БРК.
Однако, столь амбициозный проект так и не был реализован. В республиканской прессе появлялись публикации по этой теме, в частности, в газете «Время». В этих публикациях сообщалось, что БРК принимает все меры, чтобы проект осуществился, при отсутствии такого желания у руководства ТОО «Черемшанский бройлер». И лишь в 2012 году БРК начинает в судебном порядке продавать часть имущества должника. Всё это хорошо, наверное, так и было в действительности. Но возникает другой вопрос – как могло получить кредит в 15 млн. долларов предприятие, у которого уже есть долги перед другим банком, и владельцы которого, являясь руководителями другого ТОО, не могли дать ума действующей птицефабрике?! Ведь если обычный человек придёт брать кредит, то банкиры обязательно проверят его кредитную историю. И при наличии долга перед любым другим банком откажут ему в займе, пусть даже это будет сотня тысяч тенге. Почему же в отношении ТОО «Черемшанский бройлер» было сделано такое исключение? Как они могли защитить свой бизнес-план по «модернизации действующего птицеводческого комплекса», если этот комплекс под их же руководством благополучно погибал?
В 2013 году и этот проект переходит от БРК в ИФК. В итоге, как сообщает редакции председатель правления АО «ИФК» Е. Сакишев, «решением СМЭС ВКО от 03. 08. 2018 г. ТОО «Черемшанский бройлер» признано банкротом, проводится процедура банкротства». Вопрос – а что пойдёт на распродажу, если практически всё имущество Черемшанской птицефабрики уже продано, и часть активов ТОО «Черемшанский бройлер» уже продано по решению суда в 2012 году? Удастся ли вернуть эти 15 млн. долларов? Вопрос риторический. Куда ушли миллионы долларов, если к реализации инвестиционного проекта даже не приступали?
В «портфеле фонда» находится ещё один проект по ВКО: «Зайсан Рыба Продукт» — проект «Модернизация и расширение заводов по переработке рыбы в ВКО». Ещё один громкий и нужный проект. Подробностей по нему у нас пока нет. Но финал у этой идеи, под которую также, наверняка, были выделены немалые государственные средства, ничем не отличается от других проектов. «В отношении АО «Зайсан Рыба Продукт» с 2013 года проводится процедура банкротства. В отношении партнёров – должников Фонд ведёт работу по взысканию задолженности в рамках исполнительного производства». Шестой год уже идёт процедура банкротства! Наверное, ни шатко, ни валко. Судя по таким темпам, шансов вернуть деньги никаких.
ИХМЗ скорее мёртв, чем жив
А теперь поговорим о судьбе Иртышского химико-металлургического завода, что в посёлке Первомайский. Как оказалось, и это предприятие также в «портфеле активов фонда». ИХМЗ – вообще многострадальный завод. За постсоветское время здесь было столько «владельцев», «инвесторов», «управляющих компаний», что просто вспомнить их и посчитать – задача очень сложная. Была, например, управляющая компания «Кундыбай», перед которой поставили задачу поднять завод. Происходило это в далёком 1998 году. «Кундыбай» так «подняла» производство, что объём продукции за год снизился на 98%! Пожалуй, дельцы из этой фирмы пришли на ИХМЗ лишь с одной целью – разукомплектовать электролизёры и снять 30 кг платиновой сетки, без которой работа редкоземельного производства технологически невозможна. Из 21 млн. тенге, вырученных от продажи сетки, на завод поступило лишь 4,5 млн. Остальные почти 16 исчезли. А это 200 тыс. долларов по курсу 1998 года! Исчезли и дельцы из АО «Кундыбай». Искать их, естественно, никто не стал.
Интересно прошла и процедура банкротства предприятия в 1999 году. Конкурсная комиссия не провела надлежащую инвентаризацию, и многие активы, причём совершенно новые, товарно-материальные ценности на складах, готовую продукцию — просто списала. Таким образом были списаны основные фонды на 115 млн. тенге (почти 1,5 млн. долларов).
Продавать ИХМЗ должны были единым лотом, так определило правительство в связи со стратегической важностью завода (если он такой важный, зачем вообще было его доводить до банкротства и продавать?!). Но вопреки постановлению имущество разделили на 3 лота. Аукцион состоялся 9 февраля 1999 года. Редкоземельное производство было продано германской фирме «Спарки» за 27,5 млн. тенге (343 тыс. долларов), хотя по действовавшим правилам цена не должна была быть ниже 61 млн. тенге, такова была сумма кредиторской задолженности первой и второй очереди. Аудиторская проверка показала, что реальная стоимость основных средств составляла на тот момент 82 млн. тенге, а материалы и оборудование на складах были проданы по ценам 1992 года, когда ещё не была введена национальная валюта тенге. А незавершенное производство вообще было передано германской фирме бесплатно, хотя оценивалось в 22 млн. тенге. Проверка налоговой полиции и комитета по госимуществу и приватизации выявила, что ущерб государству при банкротстве и продаже ИХМЗ составил 101,6 млн. тенге в ценах 1999 года. Но на этом всё и закончилось, наказания никто не понёс, и продажу не отменили. А конкурсный управляющий получил за проделанную работу более 600 тыс. тенге – и сегодня это отличная зарплата, а 20 лет назад вообще сказочные деньги.
Все приведенные данные взяты из документов, из моего собственного журналистского расследования, опубликованного в газете «Караван-Регион» 6 октября 2000 года. Много воды с тех пор утекло, но в Первомайке с тех пор ничего не изменилось к лучшему.
Германская фирма создала на базе ИХМЗ ТОО «Иртышская редкоземельная компания». Завод работал с перебоями, и в 2008 году приостановил свою деятельность. В Первомайском проходили митинги, рабочие требовали погашения долгов по зарплате. В этом же году правительство признало ИХМЗ несостоятельным должником и поручило провести в отношении завода внесудебные процедуры по реабилитации. Так ИХМЗ перешёл в ведение Инвестиционного фонда Казахстана. Однако, попытки спасти завод ни к чему не привели. В сентябре 2016 года оценщики оценили стоимость более 44% акций завода, находящихся в собственности у ИФК, в 1 тенге! Поскольку завод простаивал, а чтобы выходить на торги, нельзя оценивать в минусовую стоимость. В феврале 2017 г. ИФК продал свои 44,5% акций АО «ИХМЗ» за 4,3 млн. тенге.
В 2015 г. заинтересованность в отношении ИХМЗ проявила российская компания ICMP Dinatron. Состоялась встреча руководства компании с акимом ВКО.
«В декабре 2017 г. Фонд реализовал сделку купли-продажи имущества Иртышского химико-металлургического завода. Покупателем выступило ТОО «Завод редких земельных металлов». По информации владельца на ИХМЗ ведутся восстановительные работы, в скором времени производство будет запущено», — сообщает председатель правления АО «ИФК» Е. Сакишев.
Завод был продан за 400 млн. тенге. Кто является учредителем нового ТОО – владельца предприятия, не сообщается, но можно предположить, что это упоминавшаяся российская компания, поскольку она проявляла интерес к ИХМЗ. «В настоящее время завод, находящийся на консервации, нуждается в реконструкции и модернизации. Инвестор произведет усовершенствование производства и организует процесс глубокой переработки редких металлов — ниобия, тантала, молибдена, вольфрама, циркония, — говорится в сообщении ИФК по результатам продажи. Количество восстановленных рабочих мест на вновь запущенном заводе составит 430 человек».
Дай Бог, чтобы планы нового хозяина были реализованы в жизнь. Как сообщил осенью 2017 года на пресс-конференции руководивший в то время Шемонаихинским районом Амангельды Токтаров, только для запуска завода потребуется 5-7 млн. долларов, а на модернизацию и создание инфраструктуры гораздо большие затраты, ведь сети изношены на 80%. Прошло более года, но пока, судя по всему, до запуска завода ещё далеко.
Ещё один проект по ВКО – «Завод по производству изделий из оксида бериллия». «В мае 2017 г. Фонд реализовал сделку купли – продажи имущества завода по производству изделий из оксида бериллия в ВКО. Покупателем выступило ТОО «Востокэнерго». Завод восстановлен, производство запущено в тестовом режиме» — сообщается в ответе ИФК на наш запрос. Более подробных сведений об этом заводе у редакции пока нет.
«Сокровище не исчезло»!
Подведём итоги. Из 6 проектов по ВКО, находящихся в ведении ИФК, лишь 2 имеют шансы на дальнейшее существование. 4 проекта благополучно загублены, среди них такие вполне перспективные, как, к примеру, Семипалатинский кожмехкомбинат. А разве не перспективными были проекты модернизации птицефабрики, расширения заводов по переработке рыбы? Сколько было выделено средств на загубленные проекты? 19 млн. долларов на восстановление КШТ, 25 млн. долларов на кожевенно-меховой комбинат, 15 млн. долларов на Черемшанский бройлер. Итого 60 млн. долларов, или 22, 6 млрд. тенге по нынешнему курсу. И куда ушли эти колоссальные деньги? Где они?
«За период с 2016 по 2018 годы Фонд обеспечил общий возврат по проектам, расположенным в ВКО, на сумму 4 млрд. 315 млн. 559 тыс. 180 тенге. Возврат осуществлён как в виде денежных средств, так и активов, принятых на баланс Фонда», — такие данные в ответе ИФК на запрос редакции. А ведь мы не знаем точной суммы всех средств, выделенных на все проекты по ВКО. Такие цифры нам не сообщили.
Добиться таких сведений вообще практически невозможно. Потому что в ИФК сразу подчеркнули, что Фонд является государственным институтом развития, выполняющим функции управляющей компании в области реструктуризации и управления стрессовыми активами. «Стратегические задачи Фонда – проведение претензионно-исковой работы, реструктуризация, привлечение отечественных и зарубежных стратегических инвесторов. Фонд не финансирует проекты». А Банк развития Казахстана, через который и выделялись средства, ссылается на то, что с 2013 года передал все проблемные объекты в ИФК. Поэтому и на вопрос «Кто ответит за неэффективное использование государственных средств?» в ИФК ответили, что это не входит в компетенцию деятельности Фонда. Похоже, что этот вопрос не волнует и «компетентные» органы.
Между тем, в то время, когда десятки миллиардов народных денег выбрасываются на загубленные т.н. «индустриальные» проекты, в интернете полно слёзных просьб о помощи тяжелобольным детям и взрослым, в торговых центрах стоят волонтёры и ящики для сбора средств людям, находящимся между жизнью и смертью. У государства нет денег для помощи тем, кто страдает от тяжёлых болезней и нуждается в дорогостоящем лечении, в том числе за границей. Вот такова реальность.
А в нашем исследовании мы показали лишь малую, даже малюсенькую часть происходящего с т.н. «индустриальными проектами». Так, по ранее опубликованным данным, сейчас на балансе ИФК висят 35 крупных и мелких неработающих структур на 34 млрд. тенге.
А сколько ещё таких проектов были профинансированы за счёт народных денег через другие государственные структуры, и затем благополучно простаивают?! Всем известна история ТОО «Kazakhstan Solar Silicon» — завода по производству фотоэлектрических пластин. Предприятие возводилось по инициативе национальной компании «Казатомпром». Затраты на этот проект составили по данным, озвученным на заседании областного акимата, 350 млн. долларов. О злоупотреблениях в ходе реализации проекта мы подробно писали в ряде статей еще в 2013 году, в этом же году завод торжественно открыли. Однако, с 2015 года предприятие простаивает, а в прошлом году «Казатомпром» объявил о его продаже, назвав стартовую цену более чем в 18 млрд. тенге. Найдётся ли желающий отвалить такие миллиарды за бездействующее и бесперспективное предприятие? Или постепенно стоимость снизят и продадут объект за бесценок?
Более мелкий «индустриальный проект» — комбинат строительных материалов в Аягозе. В его возведение было вложено 400 млн. тенге, за счёт бюджета подвели все коммуникации. Но предприятие так и не вступило в строй. Более того, прежний хозяин перепродал недостроенный объект другому владельцу.
Можно продолжать приводить примеры и дальше. Но ситуация и так понятна. Самое главное – куда уходят народные деньги? Они же не растворяются в воздухе. Сокровище никуда не исчезает, оно принимает другую форму. Может быть, оно превращается в счёт на хорошенькую сумму в валюте где-нибудь в банке оффшорной зоны. Или в особняк на берегу океана. И ещё один вечный вопрос – почему никто до сих пор не понёс наказания за принятие решения о финансировании подобных проектов, за недостаточный контроль за их выполнением, наконец, за провал? На этот вопрос ответ дал ещё герой фильма «Джентельмены удачи»: «Он же памятник, кто же его посадит?».
Денис Данилевский