Часть VI. Огненное крещение
Стрелковые ячейки
Возвратимся к теории и практике войны. Германия, в период Первой мировой, зажатая со всех сторон фронтами и испытывающая особенно острый дефицит на человеческие ресурсы, догадалась первой из всех, не держать в сплошных окопах многотысячные солдатские массы. Их теперь можно было заменять хорошо вооружёнными автоматическим и скорострельным оружием бойцами в индивидуальных стрелковых ячейках.
Поручик царской армии и будущий маршал Красной Армии М.Тухачевский провёл почти всю ту войну в немецком плену, где и возлюбил немецкий рационализм. Став к 30-м годам одним из ведущих и авторитетных военных специалистов СССР, он начал насаждать в Красной Армии культ технократизма и рационализма по германским образцам. Одним из многочисленных новшеств, проведённых кипучей деятельностью маршала и были те злосчастные стрелковые ячейки, с которыми Красная Армия и встретила 22 июня 1941 года.
При очевидных достоинствах, стрелковые ячейки имеют один важный порок – они индивидуальны, изолированы. Поэтому эффективны лишь при занятии их войсками опытными и обстрелянными, с хорошо налаженным взаимодействием, связью, насыщенными достаточным количеством разнообразного вооружения. Всё это имела в начальный период той войны немецкая армия, в противоположность Красной Армии. Наши необстрелянные, недостаточно вооружённые и недообученные бойцы, в основном состоящие из бывших крестьянских парней, с их общинной психологией, привыкшие вести коллективное хозяйство под присмотром и указанием старшего, начальника, просто оказались не готовы принимать и вести самостоятельные действия, к чему их принуждало нахождение в индивидуальных ячейках. Им недоставало чувства локтя товарища, прямых, видимых и слышимых приказов командира, уверенности, что рядом с ними свои, которые всегда помогут, выручат, спасут. Отсюда низкая обороноспособность наших частей и подразделений в начальный период войны.
Первый бой
Это историческое отступление от темы приведено лишь для того, что показать в каких условиях пришлось принимать первый боевой опыт бойцам нашей дивизии в ночь на 26 декабря 1979 года при обороне Кабульского аэродрома. Итак, мы рассредоточились по ячейкам на расстоянии примерно 20 метров друг от друга. Возможно, днём эта небольшая разобщённость и не сказалась бы так на нашем психологическом состоянии, но в безлунную ночь, в кромешную темноту, привело к нервному дискомфорту. Многие, не выдерживая тягостной молчаливой темноты, начали перекликаться с соседями по позиции, невзирая на строжайший запрет по демаскировке. Понемногу бойцы стали выползать из своих нор-ячеек и, сидя на брустверах, закуривали. Сигаретный огонёк в ночи виден далеко и, хотя это шло в разрез с правилами маскировки, настроение улучшилось от ощущения близости с товарищами. Появилась беспечность и вот уже заскучавшие бойцы стали «брататься», бегая в соседние ячейки на «огонёк». По всей цепи слышалась громкая речь, всем уже казалось, что самое трудное позади. И вот тут-то, с другого конца аэродромной лощины, из глухой темноты, в нашу сторону прилетела пулемётная трасса, разбуженная, вероятно, россыпью огоньков в нашей цепи. Кто-то нервически моментально огрызнулся на неё автоматной очередью, и через минуту всё пространство тихого благолепия Кабульского аэродрома оказалось во власти огненного вихря. Это был настоящий смерч, шквал, трассирующая пулевая метель! Огнедышащие стороны разделяла полная темнота, и понять в ней кто ведёт огонь, не представлялось возможным. Этот казус огневого противоборства той ночи, так и остался загадкой для большинства его участников до сих пор.
Все бойцы, как суслики попадали на дно своих нор-ячеек, что называется с головой. Застигнутый врасплох огненным смерчем мозг лихорадочно перебирал спасительные варианты. «Фи! Какое убожество!», – воскликнет какой-то читатель, мирно, с диванным комфортом просмотревший очередную серию о героях диверсантах-разведчиках. В реальности же – без прикрас, «всё серьёзнее, чем в кино». А чего ожидать от 19-летнего юноши, оставленного наедине с собой в яме-ячейке? Вместо целостного коллектива со своими ведущими и ведомыми, мы оказались во власти стихии одиночества, где далеко не каждый сумеет сохранить выдержку и волю, принять нужное, ответственное за жизнь решение. Всё это потом придёт, по мере адаптации солдата к боевым условиям, с накопленным опытом и постижением боевых навыков. Но всё это придёт позже, и будет оплачено кровью.
А пока нам оставалось лишь сидеть в ячейках в надежде, что до атаки дело не дойдёт. К нашему счастью, атаки не произошло! А потом, как переключателем выключают свет, внезапно прекратился обстрел. Спасены! Обстрел вёлся минут 10-15, но нам он показался вечностью. Но ещё около получаса никто не рискнул вылезти из своих ячеек. Потом вылезли, закурили, заговорили, но как-то отчуждённо, видимо, каждый переживал за свою растерянность, минутный страх, беспомощность.
Уроки Великой Победы
Этот ночной эпизод 26 декабря 1979 года оставил во мне след. Я стал критически относиться к использованию стрелковых индивидуальных ячеек, как средству «обкатки» молодых, неопытных солдат. Затем уже при изучении военной истории, мне стали более понятны причины наших огромных потерь и отступлений в 1941-42 годах, что связано в немалой степени и с применением этих злосчастных ячеек. Оставив кадровую, подготовленную армию в боях в Белоруссии, Украине и Прибалтике летом 1941 года и спешно заменив её мобилизационным штатским резервом, минимум обученным – наша армия лишь ценой большой крови и унизительных отступлений смогла остановить врага, более квалифицированного, обученного, опытного. Но как только в середине 1942 года были внесены поправки в Полевой Устав Красной Армии, где подчёркивалась роль сплошных очагов обороны, стойкость наших войск повысилась, обучение молодых пополнений пошло более качественное, и уже с осени 1942 года, со Сталинграда, Красная Армия никогда не дала повод усомниться в прочности своей обороны. Также диаметрально противоположно развивалась и диаграмма боевых потерь противников. Пока немцы воевали вышколенной, обученной армией, их потери многократно уступали нашим. В последний год войны, когда в дело были пущены, как у нас в 1941-м, резервисты, Красная Армия, с ловкостью ножа по консервной банке, стала вскрывать любую немецкую оборону, неся при этом значительно меньшие потери. Это и есть ответ любителям очернительства собственной истории. Во всём современном макулатурном хламе только один тезис – Красная Армия победила лишь за счёт азиатского фанатизма и миллионов трупов, которыми она забрасывала доблестный рейхсвер. Ну и, разумеется, за счёт решающего влияния и участия США и Великобритании. Куда ж нам без них! Об умении видеть собственные просчёты, делать из них нужные выводы, об отточенном до блеска военном мастерстве, которое пришло к середине войны, в этой продукции не встретишь ни строчки, ни кадра. И лишь люди, желающие видеть непредвзятый анализ событий, могут по достоинству оценить то мастерство, дорого доставшееся, за счёт которого и была одержана Победа!
Наши пришли
Но вернёмся в предновогодний Кабул. Предновогодний – это в нашем понимании. Абсолютное большинство жителей канонического, исламского Афганистана даже не подозревало о наличии такого праздника. Там действовало другое летоисчисление и свои сроки праздников. Даже часовой пояс был какой-то половинчатый – 1? часа разницы с временем московским и также 1? часа разницы, но в другую сторону с временем усть-каменогорским. Но это мелочи быта. Главное – что к Новому году ситуация в Кабуле относительно нормализовалась. Все робкие попытки организовать хоть какое-то подобие планового сопротивления были беспощадно искоренены за первые двое суток. Хотя действовал комендантский час, жизнь понемногу стала налаживаться. Отдельные боевые столкновения случались только ночью и всё реже. Возникла пауза. За это время, как раз под Новый год, было образовано новое правительство Афганистана во главе со срочно прибывшим по этому поводу эмиссаром Кремля Бабраком Кармалем. Забавно, но сначала объявили, что называть его следует Кармалем Бабраком – именно в такой последовательности и поэтому он быстро обрёл русифицированный вариант – Коля Бобров. И хоть через несколько дней произошла рокировка в имени и фамилии, от псевдонима Коля Бобров он уже не избавился. Дважды вблизи приходилось видеть этого человека с породистой внешностью, всегда грустного и с печальными восточными красивыми глазами, хоть и приезжал он в нашу часть всегда по праздникам, в последний раз на 9 мая 1980 года. И в этой грусти читалась как бы вся тщетность наша изменить в этой стране что-то, как нам того хотелось. Чувствовалось, что не в радость ему насильно врученный Кремлем державный скипетр власти над собственной страной, что не удержать его ему, как не удержаться никому пришлому сюда извне – человеку ли, войску ли. 30 прошедших лет подтвердили печальную мудрость Кармаля, и, глядя сегодня на западный экспедиционный корпус и наследника-марионетку Карзая, лишний раз вспоминаешь печальные глаза Кармаля, их взгляд, как завещание всем, кто захочет повторить его опыт.
Но главной предновогодней новостью стало долгожданное прибытие в Кабул сухопутной мотострелковой дивизии, пробившейся сквозь перевалы, серпантины, Салангский проход, и теперь как на параде подходящей к Кабулу. Мы с напускной снисходительностью смотрели на движение колон войск и техники. Скрывая ревниво-завистливые взгляды, мы с радостью внутри отмечали их просто исполинскую насыщенность тяжёлым оружием. У них было всё – БТР, БМП, танки, самоходные гаубицы и зенитно-ракетные комплексы. Мы со своими жалкими пушечками и картонными БМД являли собой каких-то босяков. Но зато мы были в тельняшках, с голубыми погонами – признаком особой кастовости, в отличие от их «черноты» (чёрные погоны). А главное наше преимущество – это бесценный, хоть и небольшой боевой опыт, обстрелянность. Поэтому даже офицеры-мотострелки уважительно подобострастно пытались нас разговорить, получить информацию. На что мы неизменно величаво-важно отвечали: «Поживёте, повоюете, сами всё увидите!» Но сами, хоть и смотрели свысока на «черноту», искренне радовались их приходу. Ещё бы, с нас свалилась ответственность в одиночку нести груз по охране и спокойствию огромного города. К тому же с таким мощным вооружением, что прибыло из Союза, нам теперь даже янки были не страшны. Вновь заработал воздушный мост «Союз-Кабул». Теперь уже и по суше, и по воздуху стали нескончаемым потоком приходить войска, техника, боеприпасы, продовольствие. И хоть мы почти до весны испытывали немалые бытовые трудности из-за отсутствия походных бань, недостатка белья и обмундирования, матрацев, коек, одеял, около месяца спали на голой земле в одежде и куртках – всё же настроение было радужным. Главное – мы остались живы после огненного крещения первых суток, и теперь мы не одни, с нами весь могучий Советский Союз.
Наступают роковые 80-е
С этим настроением мы ложились на подстеленный брезент в палатке в промерзлую ночь 31 декабря 1979 года. Ночи стояли холодные – под 20 градусов, матрацев и одеял пока не подвезли, тем не менее, измученные недельной передрягой и безмерной усталостью, мы уснули, чтобы проснуться уже в Новом 1980 году. А утром впервые увидеть снежный Кабул и такие же снежные горы вокруг него. А где-то далеко на севере, кажется в Усть-Каменогорске, как мне потом рассказывали, в новогоднюю ночь причудливо шёл дождь. А ещё там, на севере, на 1/6 части суши, 250 млн. человек праздновали самый светлый искренний праздник. Пир, наверняка, шел горой, играла музыка, звенела посуда, открывались бутылки, звучали смех, поздравления, пожелания благополучия в Новом году! Каждый сам отмерял для себя это благополучие. Л.И. Брежнев с соратниками из Политбюро загадывали желание, чтобы всё обошлось с их авантюрой в Афганистане. Да ещё как бы с Олимпиадой развязаться, не оплошать. Молодая поросль партийцев – «номенклатурный резерв» мечтал о карьерном продвижении: кто из кандидатов в члены Политбюро, как М.Горбачёв, кто и сам в кандидаты метил, и представлял переезд в первопрестольную из пыльного и хлопотного Свердловска. Кто-то мечтал о переезде из Темиртау в Алма-Ату, в Совет министров. А внизу публика попроще, и желания помельче. Им бы в Новом году дачку достроить за счёт списанных материалов с родного производства. Новомодную «Жигули-шестёрку» приобрести, благо автомобиль уже переставал быть роскошью даже для рабочего. На примитивный «Москвич», а тем более на «Запорожец» уже никто не заглядывался, а «Волга» ещё большинству не по зубам. Но ничего – подкопим! Благосостояние растёт! Прирастает не только благодаря зарплатам, но и при помощи спекуляции, фарцовки, «ударного» мелкого воровства с предприятий, а ещё за счёт приписок, списаний, «утрусок и усушек» и т.д. и т.п. Добрый царь-старик сам живёт и нам даёт, даже анекдоты о нём в открытую рассказывать можно. Да и хватит уже нам поститься, как при Сталине, чем мы хуже Запада! Мы тоже хотим 80 сортов колбасы и сыра, виски и кока-колу, джинсы «Levis» и итальянские сапоги, а ещё ковры, хрусталь, люстру из венецианского стекла, дублёнку и всё, всё прочее. Большинство из 250 млн. человек, наверняка, за уже отсутствием истинной гражданской позиции желало себе в эту новогоднюю ночь такой ассортимент сладкой жизни. Население Великой Державы входило в роковые 80-е. Кому-то удастся в них ущипнуть от сладкого пирога жизни, большинство потеряет на этом пути часть нажитого. Кто-то всё, что имел, и даже жизнь, отданную неизвестно зачем и во имя чего. Вряд ли кто-то, за исключением родных, поднимал в ту ночь бокал за тех парней в каком-то загадочном Афганистане. До того ли? Жизнь полна удовольствий и надо ими пользоваться вовсю. Нам сейчас весело, тепло, сытно и пьяно – и так должно быть всегда! А несколько тысяч мужчин, одетых в форму Советской Армии, засыпая на холодном брезенте, желали в эту ночь одного – вернуться живыми и не покалеченными.
Сергей Михеев
