Продолжение.
«Бомба» под Советский Союз
В мае 1980 года подошло время демобилизации из вооружённых сил. К этому времени закончился относительно «мирный» период в истории афганской войны. Вооружённая оппозиция, получив время для наращивания сил и средств, приступила к активным действиям. Из разных мест поступали сообщения о диверсиях, засадах и нападениях не только на правительственные силы и органы, но и на гарнизоны советских войск, только начинающих обживать незнакомую территорию. 
Ставка кремлёвского руководства на бескровные реформы и неучастие советских частей в боевых действиях, или хотя бы ограниченном их применении, оказалась проваленной. «Мышеловка» для Советского Союза, умело и коварно расставленная западными стратегами, захлопнулась. СССР, в течение той зимы получил: долгосрочную, разорительную, партизанскую войну, на своих южных рубежах; международное общественное осуждение; ухудшение отношений с мусульманским миром и в придачу обвал цен на нефть, бойкот Олимпиады, мятежную Польшу. Нельзя, конечно, сказать, что Афганистан был основной причиной дальнейшего развала страны, как и все попутные перечисленные несчастья, обрушившиеся одновременно на Союз в начале 80-х годов. Потенциал, заложенный прошлыми поколениями, был очень прочен, но именно в то время к власти в стране стали подбираться доморощенные либералы, не способные или нежелающие бороться за Советский Союз. Лишь в контексте общих событий можно рассматривать афганскую драму, как одну из причин, способствовавшую раскачиванию общественно-политической ситуации в стране, с последующим затем её опрокидыванием.
Пружина функциональности, взведённая за первые 40 лет Советской власти, ещё работала и в последующие 30 лет, вот только подзаводить её стали всё реже, а потом и вообще перестали. И государственный механизм, добирая последние обороты, начал останавливаться.
Впрочем, на часах пока 80-й год – и в запасе, как выяснится потом, ещё целое десятилетие. Но именно с этого времени и практически до сих пор всё население огромной страны стало ощущать близость вооружённых конфликтов, с их кровью, ненавистью, терактами, постоянной тревогой и душевным дискомфортом. Война, начавшаяся за пределами советских республик, скоро станет неизбежным спутником повседневной жизни уже внутри бывшего СССР. Молодое поколение выросло на бесчисленных фильмах о бесконечной войне, длящейся уже 30 лет, и воспринимает это обыденно, как неизбежность нынешнего бытия.
Родина встречает
своих героев
Моему призыву повезло с тем, что мы оказались первыми «дембелями», вернувшимися на Родину, притом всего через пять месяцев после вторжения. Повезло, что нам не достались последующие изматывающие операции против возмужавшей оппозиции. Небо Афганистана ещё было чисто от безжалостных «стингеров». Мы не успели в достаточной степени ожесточиться, заматереть за это время, как не успели привыкнуть и к большой крови. Всё это мы оставили своим преемникам, прибывающим на замену.
Впрочем, в те майские дни, отягчённые страшной жарой, мы думали о другом, и каждый о разном. Кто-то с нетерпением считал каждый день и час до отбытия в Союз, другие тревожились из-за возможной отсрочки демобилизации, ввиду разраставшегося прямо на глазах масштаба войны. Но, как ни странно, было и достаточно тех, кто подумывал о продолжении службы в Афганистане уже на сверхсрочке.
Объясняется это следующим. Сразу надо сказать, что адептов интернационального долга практически не было (Афганистан 80-х – это не Испания 30-х), измельчали люди. Были и такие, кому война успела если не понравиться, то они смогли приноровиться к ней, а значит, появилась возможность быть нужным и востребованным ей и себе. Опять же, молодое тщеславие подстёгивало заработать орденок или медаль и вернуться уже потом домой безоговорочным героем. К тому же, тогда всё ещё многим казалось, что относительно бравое и мажорное начало событий продолжится впредь. Но и таких романтиков войны было немного. Другое дело, что многих соблазнял материальный вопрос. Ради инвалютных рублей (те же доллары), заграничных шмоток, бытовой техники и прочего ширпотреба, нашлись желающие рискнуть. Мало того, к середине 80-х годов у военкоматов выстраивались желающие поучаствовать в «интернациональном» долге, причём много женщин, видимо от природной страсти к барахлу и замужеству. В итоге, вместе со строителями, инженерами и врачами, в Афганистан хлынули поддельные медсёстры, обучавшиеся умению перевязки по ходу, связистки и прочие маркитанки. Из многих потом получились неплохие «челночницы» в 90-х годах. Всё это лишний раз доказывает, что население страны в 80-х годах уже вполне созрело для легализации рыночных отношений. Общество уже внутренне размышляло не о высоких идеях и устремлениях, а о том, что попроще – примерно из разряда – «купи-продай».
Нет, конечно, назвать абсолютно безыдейным, или мало того, антисоветским – то поколение нельзя. В нём причудливо уживались вместе и гордость за свою страну, за её мощь, за безопасное будущее, за стабильность и порядок, но уже хотелось и большего. То есть, остаться такими же сильными и стабильными, но с полными прилавками магазинов, заваленными разнообразным товаром с импортными наклейками. Сопоставить, что за эти наклейки нужно чем-то жертвовать, тем более стабильностью, тогда в голову не приходило.
Прощай, Кабул – встречай, Союз!
14 мая 1980 года мы покидали Афганистан с высоко поднятой головой. На краю кабульского аэродрома, под напуганными взглядами иностранных транзитных пассажиров были выстроены команды демобилизованных. Командование полка в полном составе обходило шеренгу. Каждому покидавшему часть офицеры жали руки, говорили искренние слова благодарности за службу. Это была высокая минута! Момент расставания с полком, с коллективом товарищей, завистливо смотрящим на нас, был патетически торжественным и щемящим до слёз, как для провожающих, так и для покидающих этот край. Нервы в такую минуту, что называется, звенели у всех. Видимо, чтобы как-то скрасить психологически расставание и разрядить обстановку, замполит полка, поравнявшись со мной, вместо пожатия руки стал что-то нашёптывать командиру на ухо. Командир полка, придав своему лицу серьёзность, отходит от меня на два шага, и вдруг объявляет всему строю, «что подлежащий демобилизации Михеев не отбыл дисциплинарное наказание, которое на него было наложено ещё в Союзе, на Брянщине, за распитие спиртного, а потому может вернуться на Родину только по отбытии отложенного в связи с военной обстановкой взыскания, в виде 10 суток ареста и содержания в полевой гауптвахте»! В эту секунду мир для меня, казалось, рухнул! Как, в двухстах метрах стоит, раскрыв свое лоно-рампу, готовый через неё, принять нас, и меня в том числе, ИЛ-76, готовый отчалить от ненавистной чужбины через десяток минут, увозя своих пассажиров в страну обетованную – СССР, а мне ещё 10 суток сидеть на дне ямы, именуемой полевой гауптвахтой?! Да ведь это казнь египетская! Впрочем, импровизированная гауптвахта, выдержанная в местных традициях, лишь в начале своего существования, когда шли дожди в начале весны, могла ещё считаться крайне неприятным местом. Другое дело, что с наступлением жарких дней, посидеть сутки-двое (больших сроков старались не давать) на дне трёхметровой ямы в относительной прохладе, считалось даже комфортным времяпровождением. Во всяком случае, часовой, который был выставлен у подобного карцера, страдал от жары неизмеримо сильнее, чем нарушитель порядка на дне прохладной ямы. Поэтому, гауптвахта в азиатском стиле получила второе расхожее название – «санаторий». Но даже если бы меня в тот момент «приговорили» к десяти суткам отбывания в гареме, а не в карцере-санатории, я бы считал себя самым несчастным человеком в мире! Ведь за те десять суток все мои товарищи уже доберутся домой и получат несравненно более приятные минуты от встречи с родными и близкими, чем я, мелкий нарушитель порядка, сидящий в яме на чужбине в этот момент.
Все эти мысли прокрутились у меня за считанные мгновения, впрочем, достаточные для того, чтобы покрыться испариной и до крайности побледнеть. Но тут же, командир полка и офицеры заулыбались, и мне по-отечески было сообщено, что я давно прощён и это не более чем невинная шутка на прощание! В тот момент я даже не успел обидится на подобный розыгрыш и счастливо смеялся вместе со всеми. Далее последовала посадка в самолёт и многочасовой обратный рейс без приключений до Витебска, откуда и началась наша афганская Одиссея.
Впереди нас ждали встречи с родными, уважение и почёт. Действительно, было за что. Именно на нас выпала честь проведения, пожалуй, самой блестящей военной операции после Великой Отечественной. Мы были горды, что поддержали высокое реноме Советской Армии, и нам не стыдно будет смотреть в глаза фронтовиков-ветеранов, наших отцов. В стране появились молодые фронтовики, и мы в первое время упивались своей исключительностью. Нам 20 лет, мы вернулись живыми, а впереди целая жизнь и нам приветливо улыбается каждый встречный. По наивности молодых лет казалось, что счастье будет бесконечным.
Именно на такую волну восприятия действительности нас настроил Витебск, встретивший первый поток вернувшихся. После, когда смотришь на кадры кинохроники о возвращении весной 1945 года советских победителей из освобождённой Европы, сознание и память мгновенно начинают сличать кадры из мая 45-го и мая 80-го. Да, разные времена, разные войны, но встреча с родиной примерно такая же трогательная была. Из Витебска не хотелось уже никуда уезжать, даже к маме. Нас буквально вырывали из рук, нас поздравляли и благодарили, потчевали, слушали и внимали каждому нашему слову. Милиционеры отдавали честь и разрешали покупать спиртное в ресторанах поздно вечером на вынос, в нарушение тогдашних норм торговли. Во время отхода поезда, на перроне, нас ублажал духовой оркестр, люди дарили цветы. Так умеют ценить ратных людей в Белоруссии. Сейчас, с позиций прожитых лет, понимаешь, что это были подлинные мгновения человеческого счастья, которых так мало. И за эти звёздные возвышенные минуты хочется до конца дней благодарно вспоминать Беларусь, её радушных и сердечных людей.
Также гостеприимно нас встретила и предолимпийская Москва. Никаких придирок и конфликтов с военными патрулями. Наоборот, они подсказывали, каким образом можно объехать и осмотреть олимпийские объекты, старались исполнить наши мелкие просьбы. На Комсомольской площади у вокзалов предусмотрительно заняли позицию вербовщики, предлагая нам заманчивые послеармейские перспективы с трудоустройством – от службы в столичной милиции, до денежных всесоюзных строек и загранплаваний, вплоть до выгодных «шабашек». Мы были нарасхват. Страна нуждалась в нас, в молодых здоровых парнях, уже прошедших испытания в жизни. Всё это многократно усиливало нашу радость от встречи с Родиной. Правда, помимо трудовых агентов, нас в Москве поджидала и другая категория людей. Это перекупщики инвалютных рублей, которые, не скрываясь, стояли у магазинов «Берёзка» и по-цыгански хватали за руки каждого туда входящего с мольбой о продаже вожделенных «чеков». Этим людям была глубоко безразлична ситуация в Афганистане и судьбы наших солдат, их интересовала только нажива.
Это тоже были знаковые веяния предперестроечного времени, которое, оказывается, уже было не за горами. Но всё же, подавляющее большинство простых людей были настроены патриотично и с глубокой, искренней симпатией отнеслось к вернувшимся афганцам. Страна явно заждалась новой ратной славы, которая была как глоток свежего воздуха для застойного времени. Ей крайне необходимы были новые герои, возможно способные разорвать сгущающуюся затхлую обстановку перерожденчества, повисшего над великой страной. Как жаль, что этого не произошло! Но пока мы об этом не догадываемся. А садимся на Казанском вокзале в поезд и едем в Усть-Каменогорск. Трое с половиной суток, проведённых в поезде, были упоительными! За это время нам не дали возможности потратить ни копейки собственных денег. Утром меняющиеся попутчики отводили нас в вагон-ресторан и щедро угощали, требуя от нас только рассказов о войне! Эти рассказы, от многократного их повторения, были доведены до литературного блеска и автоматического произношения. К концу путешествия от одной мысли о вагоне-ресторане бросало в тошноту, но, отказать страждущим послушать было неловко. Мы, как героиня популярного мультфильма про лягушку-путешественницу, прокручивали слушателям одну и ту же версию, и все были довольны, а мы сыты. Но вот, наконец, 25 мая 1980 года, воскресенье, солнечный, жаркий перрон станции Защита, дрожащие ноги от встречи с родным городом! Для нас афганская Одиссея закончилась! Мы живы! Мы дома!
Для сравнения память оживляет и другие картины прошлого. Конец сентября 1995 года. Санкт-Петербург, Суворовский проспект, на котором расположен окружной военный госпиталь, находится в центре города, в пяти минутах ходьбы от Таврического дворца с одной стороны и Невского проспекта с другой. Несколько санитарных машин из аэропорта Пулково доставляют в госпиталь раненых из Чечни. Выгрузка сразу у проходной.
Мимо проходной текут по проспекту бесчисленные прохожие, на ходу попивая «Балтику» или жуя жвачку. И никто не повернул головы на стоны раненых, никто не подошёл к открытым воротам проходной госпиталя с участливым словом благодарности и утешения. Всем им, нагруженным либеральными ценностями под завязку, была глубоко безразлична судьба своих соотечественников в солдатской форме. Наступили сумерки. Вокруг госпиталя зажглись яркие неоновые огни, к открывшимся ночным клубам стали подъезжать лимузины, выходящих из них встречали на тротуаре швейцары в ливреях. Смех, звуки музыки. Там никогда не захотят слушать стоны раненых, раздающихся в нескольких десятках шагов от глянцевых вертепов. Родина, долг, честь – всё сметено могучим ураганом.
В этих приведённых примерах много смысла, даже такого, о котором и не подозревают обыватели.
Главный состоит в том, что мало отправить человека на войну, его нужно ещё и достойно встретить, позаботившись о его дальнейшей судьбе. От этого зависит устойчивость некоторых психологических комплексов, которые обретают большинство прошедших горнило войны.
Послевоенные судьбы
Когда пишутся эти заключительные строки, состоялась очередная годовщина начала афганской войны – 24 декабря. Прошло уже 32 года. Срок немалый, и хоть «белые пятна» об истории той войны ещё есть, и немало, но вердикт ей вынесен ещё тогда, когда она продолжалась. С редким по нынешним временам единодушием, абсолютное большинство различных по взглядам, убеждениям и причастности к войне людей выразили её полное осуждение. Причём, осуждение не армии и её бойцов, а кремлёвского руководства СССР, от брежневского политбюро, до горбачёвских реформаторов. Первым – за то, что повелись на приманку, умело расставленную Западом, вторым – за неумный исход из Афганистана, с предательством бывших союзников, шельмованием собственной армии и так далее
Так как её записать в скрижали истории, как сказали бы раньше – «за здравие или за упокой»? Видимо, ей найдётся место в обоих вариантах.
В «чёрном» варианте можно отметить – абсолютный политический просчёт, сознательно подготовленный или по халатному недомыслию, история когда-нибудь ответит. Все остальные неудачи в той войне уже были предопределены именно этим. Можно предъявлять претензии и к Генеральному штабу, что не подготовил войска к войне в горных условиях, и множество более мелких упущений, со стороны военных, но ведь Генштаб и не думал первоначально о какой-нибудь настоящей войне. Всё, что от него требовали политики, он выполнил. Переворот был проведён образцово, войска вошли в Афганистан также примерно – показательно. Другое дело, что им пришлось вести потом масштабные боевые действия, но на это политическое руководство не рассчитывало, а значит, и не требовало в декабре 1979 года этого от армии. Учиться и приспосабливаться уже приходилось, что называется, по месту.
Однако, есть, и совершенно заслуженно, и светлые пятна на той войне «незнаменитой». Во-первых, армия, хоть и постоянно стреноженная и понукаемая противоречивыми установками горе – политиков, но всё же достойно исполнила свой долг. Вышла из войны, понуждаемая к этому, но не побеждённая, наподобие французов в Индокитае. Вырвавшись из душной атмосферы домашнего карьеризма, офицерский корпус, в большинстве своём, сумел приспособить войска воевать не только по уставу, но и по обстоятельствам там не прописанным, то есть проявил недюжинное профессиональное творчество. То же самое можно сказать и о рядовом составе. Ребята с помощью войны поверили в себя, в свои немалые способности. Им оказалось по силам вынести военные лишения и трудности, совершать подвиги. Вот когда с их помощью, с их свежим взглядом на вещи, при умелом идеологическом сопровождении, можно было обновить политический и армейский олимпы государства. Вместо этого, офицеры возвращались в рамки чинопочитания и выслуги лет, а рядовой состав к прозе мещанской жизни, с её повсеместным пьянством, мелким воровством на производстве и профсоюзными собраниями. Тот человеческий потенциал, который возник в чрезвычайных условиях войны и риска, был потихоньку слит в политическую канализацию. Затем время от времени, по нужде, оттуда доставали отдельные персонажи для получения дополнительной популярности своему политическому курсу. Затем, когда мавр делал своё дело, его опять сливали в канализацию. Так было с Руцким, с Лебедем, с Грачёвым, Аушевым и многими менее известными персонажами. Именно афганцы-политики стали наиболее одиозными фигурами в продажных 90-х годах. Именно за ними тянется воз из прозрачной продажности новым государям, ворох злоупотреблений, воровства и казнокрадства. Один несменяемый образ губернатора Московской области, генерала-царедворца Громова, чего стоит, уже пробы ставить негде. Обратите внимание, это все персонажи, как правило, горбачёвского этапа войны, их уже тогда отслеживали и заманивали заоблачными посулами. Каждый из них внёс большой вклад в дело развала государства. Другую часть поманили большими деньгами, чтобы не мешались под ногами. Освободили от налогов и контроля, а заодно и от большой политики. В результате криминальные синдикаты, с их разборками на Котляровском кладбище. Криминал вобрал в себя много ставшей ненужной и опасной для власти энергии ветеранов Афганистана. Оставшееся большинство из 800 тысяч афганцев потихоньку втянулось в перемены жизни, и исчезло как значимая общественная организация. Со временем, заодно с обществом, расслоились и некогда претендующие на боевое ветеранское братство афганцы. Всё чаще мерилом дружбы выступает не совместная молодость и общность, а настоящее карьерное и материальное положение. Конечно, есть исключения, но они не определяют общей картины положения сегодня. Новая власть умело не дала образоваться мощной общественной структуре, с большим авторитетом среди населения. Вместо этого создана прикормленная властью ветеранская элита, которую мало заботит участь остальных, не номенклатурных афганцев. Жаль, что из того поколения, подтвердившего способности отдавать свои жизни на благо отечества, так и не произросла плеяда деятельных патриотов. В итоге, получился исторический казус. Отстаивали, причём достойно, политику своего государства на чужбине, а вот свою державу, уже дома, не уберегли от позорной капитуляции.
Волею исторической судьбы, попав в водоворот стремительно изменившихся политических и экономических условий, не всегда ветераны Афганистана, к сожалению, получали действенную поддержку от общества и государства. В их судьбах за это время, было и предоставление льготных условий на жильё в 80-х годах, продуктовые пайки в годы тотального горбачёвского дефицита товаров. И в то же время шельмование из уст «просвещённого» академика Сахарова на съезде народных депутатов, и злобное очернение всей Советской Армии со стороны народившихся демократов-националистов в бывших республиках СССР. Затем последовало десятилетие практически полного забвения. И лишь в самом конце 90-х началось проявление некой заботы о ветеранах. О том, чем занимается ветеранская организация у нас в городе, будет рассказано в специальной статье, а в завершение этой хочется взглянуть на старую фотографию из мая 1980 года.
Витебск, вторые сутки по возвращению на Родину. Комната в студенческом общежитии, куда нас радушно затащили восторженные студенты-витебчане. Слева – автор этих строк, в центре Николай Родионов, выпускник школы №37, справа – Михаил из Капчагая, поехавший домой вместе с нами, за компанию, через Усть-Каменогорск. Через год после возвращения домой не станет в живых Николая, а затем утонет в местном водохранилище, Михаил… И затем не будет года, чтобы наши ряды не сокращались на 10-12 человек. Ещё в 2000-м году, нас в городе насчитывалось 860 человек, 12 лет спустя остаётся порядка 600. «Иных уж нет, а те далече». Светлая всем им память!
Сергей МИХЕЕВ
(Продолжение следует)