Начиная с апреля 1980 года стали приходить тревожные вести из провинций, то тут, то там случались нападения на автоколонны, блок-посты, вспыхивали мятежи. Отчего же это произошло? Не претендуя на глубокий анализ, всё же можно ретроспективно взглянуть на эту проблему.
Афганистан никогда не представлял из себя единого, цельного государственного образования. В политическом плане он отдалённо напоминает архаичные времена родоплеменных союзов различных народностей. Верховная столичная власть, будь то монархическая, партийная, или, как сейчас — президентская, является в значительной степени номинальной. Во все времена, как только центральная власть пыталась установить единые нормы и правила для всех, это заканчивалось переворотами, мятежами, бунтами. Племенная знать кровно заинтересована в сохранении собственных привилегий и немалой самостоятельности, чтобы делится ею в полной мере с Кабулом. Имея по цивилизованным меркам достаточно узкие рамки возможностей в контроле над страной, центральная власть концентрируется в основном на представительских, посреднических и дипломатических функциях, играя роль некоего третейского судьи между могущественными племенными союзами. Если за рамки этих полномочий правительство не выходило, относительное единство государства соблюдалось, если же начинала чересчур активно вмешиваться в региональные дела, затрагивая при этом местнические привилегии феодальной знати или поддерживать одну народность в ущерб другой, то участь такого правительства была, как правило, незавидной.
Пришедшие к власти весной 1978 года в результате очередного переворота лидеры НДПА в лице Н.Тараки, затем Х.Амина, Б.Кармаля намерились серьёзно реформировать страну, покончив с наиболее кричащими феодально-племенными пережитками: территориальным местничеством, бесконтрольной властью провинциальных олигархов, дремучей неразвитостью экономики, образования, медицины и т.д. Что же, идеи и планы казались здравыми, вот только как и с кем их осуществлять? В этом деле новые лидеры напоролись на те же грабли, как и в своё время русский царь Александр I, задумавший провести масштабные реформы, но осознав грандиозность задуманного, струсил и выдав своим единомышленникам афористичное: «Реформы нужны! Но взять некем!», задвинул крепостничество под сукно, ещё на полвека.
НДПА также оказалась неготовой для проведения реформ в таком масштабе и главное времени. Опорой партии была жиденькая прослойка из верхушки армии, чиновников, столичной интеллигенции, на которых, как учит исторический опыт, в политической борьбе опираться рискованно, потому, как эта публика хорошо умеет только два дела – разрушать и предавать, но не созидать. Пролетариат в стране отсутствовал как класс.
А крестьянство? Оседлые крестьяне составляли 2/3 населения страны, к ним можно прибавить более 2 млн. кочевников (это ещё 10%), и 2,5 млн. горных жителей. От решения самого насущного вопроса о собственности на землю и зависело в конечном итоге положение во всей стране.
Вопрос о земле
Пахотной земли в Афганистане не так много, но она плодородная, до начала боевых действий страна практически удовлетворяла собственные потребности в продукции. Но земля находилась в собственности у крупных землевладельцев. Большинство крестьян не имели своего земельного надела и инвентаря, поэтому дехкане ежегодно или нанимались в батраки, или брали надел в краткосрочную аренду. Вся их жизнь проходила в полной зависимости от хозяина земли и воды, он для них и бог, и царь в одном лице. Право собственности священно и защищены идеологией ислама (других идеологий там не существует). Вековая забитость и консервативность уклада жизни не позволяли крестьянам самостоятельного стремительного броска в коллективистское будущее. Но это было полбеды. Главное – не было толкового направляющего и организационного руководства со стороны НДПА. Партия не обладала достаточным для такого эпохального для Афганистана реформаторского дела влиянием, авторитетом, решительностью, силой и кадрами. У правящей партии не оказалось необходимых кадров из народа на местах, а столичные чиновники и порученцы, будучи слабокомпетентными, доводили дело до дискредитации всего процесса. К тому же они считались чужаками в провинции, на них лежало клеймо сотрудничающих с «неверными». А своих «25-тысячников» взять было негде. Ничем таковым не помогли и советники из Союза. О них особых разговор.
Советники «насоветовали»
К этому времени эта группа товарищей превратилась в СССР в касту избранных, куда попасть можно было или по высокой протекции, или за взятку. Эти люди стремились во что бы то ни стало попасть за рубеж, получать двойные оклады, один из которых был валютным. Основной целью зарубежных длительных командировок были деньги, престиж, барахло и вещизм. Идейным интернационализмом, да зачастую и элементарным профессионализмом от них и не пахло. Достаточно сказать, что группировка советских советников в Афганистане состояла в основном из тех же людей, которые проворонили Египет и измену А.Садата. Трудно сказать, сделано это было по недомыслию или сознательно, но и в Афганистане эти люди не сумели сориентироваться в ситуации, а просто продвигали идеи своих высоких начальников из Москвы, стараясь предупредительно угодить пожеланиям кремлёвских сановников. Те, в свою очередь, кроме старых рецептов из прошлого времени, предложить ничего не могли. Но даже и в подаче старых рецептов напутали.
Коллективизации не получилось
В СССР конечный результат коллективизации был в своё время достигнут. Да, с большими человеческими и нравственными потерями, но доведён до конца. Для этого Ленину, а потом Сталину пришлось приложить все мыслимые усилия, постоянно маневрируя, меняя лозунги и директивы, не щадя ни партию, ни народ, но сумели вывести крестьянство на новый, коллективистский путь развития. Для этого пришлось пройти и «грабиловку» 1917-18 гг., и военный коммунизм с продразвёрсткой, и НЭП, и только затем подойти к непосредственной коллективизации, которая оказалась не менее болезненным процессом, чем все предыдущие фазы. Как бы не критиковали Ленина с его Декретом «О земле», спровоцировавшим свободную и насильственную экспроприацию земли в 1917-18 гг., но именно эта гениальная идея перевернула тогда Россию. Возможно и в 1980 году в Афганистане, не надо было искать скользких путей, а предельно решительно передать землю бывшим батракам, дать им впервые почувствовать себя собственниками и таким образом привлечь на свою сторону абсолютное большинство населения. Но тогда решили иначе, начали с того, чем следовало бы заканчивать преобразования. В итоге крестьяне так и не поняли в чём для них выгода, работая теперь на государственной земле, а не на частной. Конечно, если бы процесс проходил в стерильных условиях, без давления «бывших» — тогда бы крестьяне, по мере механизации и повышения качества обработки земли, со временем оценили бы перемены к лучшему, как в своё время в СССР. Но этого времени в Афганистане не оказалось. К тому же афганский дехканин не чета терпеливому русскому мужику. Он по характеру своему «шабашник» — весной сделал, летом получил; летом сделал, осенью оплата. (В Афганистане зачастую выращивают два урожая в год). В этих условиях ему проще было взять сторону оппозиции, которая сулила (и реально платила) ему немедленный расчёт и немалый за каждую диверсию, нападение, саботаж. Запад и шейхи денег на это не жалели, знали, что в материальной конкуренции с Советами они всегда победят, напечатают «зелёных» сколько угодно, а вот СССР обанкротится. Дело часто доходило до обидной для нас профанации. Из СССР, для поддержки этих самых сельхозартелей шло зерно, удобрения, техника, а надо помнить, что СССР после всех хрущёвских авантюр сам стал крупнейшим импортёром зерна. Так вот, эта помощь из артелей тут же пропадала, а крестьяне уверяли, что это дело рук бандформирований. И мы давали ещё и ещё. Потом это зерно всплывало в лагерях и базах моджахедов, на бесчисленных рынках Кабула, уходило караванами в Пакистан. А НДПА, показывая свою беспомощность, просила увеличивать размер поставок. Афганистан, в принципе, сам способен прокормить себя, но владельцам земли выгодно сеять на ней не пшеницу, а опийный мак, так неизмеримо прибыльней. И если во время присутствия советских войск это ещё как-то сдерживалось, и три лепёшки из четырех афганцы пекли из своей муки, то с приходом в ХХI веке американцев, 90% пахотной земли занял мак. Янки- парни хваткие, прибыль за тысячи вёрст чуют, им выгоднее собственное зерно скормить афганцам, а их зельем, с огромной для себя прибылью травить население бывшего СССР и Европы, нанося чудовищные и материальные потери соперникам и конкурентам.
Таким образом, в результате комплексных просчётов в политических, экономических и идеологических направлениях, НДПА, а вместе с ней и поддерживающие её советские войска, получили в лице многомиллионного крестьянства не союзников и помощников, а питательную среду для вооружённого бандитизма (или партизанщины, кому как нравится). Последующие попытки продолжить реформы протекали уже в условиях разгорающегося вооружённого противостояния, которое только разожгло взаимное недоверие и вражду, а вместо созидательного партнёрского диалога, на сцену вступила слепая разрушительная вооружённая сила, которая окончательно подорвала предпосылки на конечный успех всего процесса, громко наречённого в СССР именем Апрельской революции.
В армию приходит валюта
Далее события заработали как бы сами по себе, по железному, известному наперёд сценарию, который отрепетирован человеческой историей до зеркального совершенства – одни бунтуют и нападают, другие подавляют. Все ходы в такой драме обычно легко просчитываются, как в незамысловатой шахматной позиции под названием цугцванг – вынужденное повторение ходов. В этом отношении афганская война ничем не отличалась от остальных, широко известных партизанско-повстанческих войн. Менялись только время, даты, названия, имена, природные ландшафты, но не тактика. Принципиальных различий между, скажем, повествованием Ф.Гойи о наполеоновских временах в Испании в начале XIX века и сценами из фильмов «Апокалипсис сегодня» Ф.Копполы, посвященных Вьетнаму середины ХХ века, нет. В этот ряд можно записывать и афганскую войну.
В следующей части повествования попытаемся дать анализ и оценку действиям советских войск в этом специфическом для них конфликте. А эту часть завершим майскими праздниками в Кабуле, последними по существу относительно спокойными днями.
В Союзе первые майские дни раньше обычно совпадали с открытием 2 мая футбольного сезона. В Кабуле май 1980 года открылся концертами И.Кобзона в воинских частях и гарнизонах, выдачей денежного довольствия в виде диковинных конвертируемых рублей Внешбанка СССР, более известных тогда под названием «чеки» и присылкой в Афганистан лавок-магазинов военторга.
Кобзону, при всех различиях музыкального вкуса, надо выразить признательность и огромное уважение, за неизменно высокую гражданскую позицию. Он был первым тогда, продолжив славную традицию выездных концертных бригад времён Великой Отечественной, он же был в первых рядах поддержки армии на Кавказе, и вплоть до трагедии «Норд-Оста». За это в армии его любят, он там свой человек, далеко превзошедший как заморского аналога Ф.Синатру, так и всех отечественных коллег по артистическому цеху. У нас в полку он выступал, стоя на борту армейского грузовика, в гуще солдатской массы, отчего эффект близости и проникновенности его пения необычайно усилился, воочию убедив, что для достижения необходимого диалога со зрителем, совсем необязательно иметь шумо-дымовые эффекты, попугайские наряды вкупе с полуголыми подтанцовщицами.
Что касается второго события, то для большинства рубли Внешторга были подлинным открытием, если не потрясением. Слепо верующие до этого бюллетеню Внешбанка СССР, публиковавшегося в «Известиях», где $1 оценивался в какие-то жалкие 68 копеек, мы с изумлением обнаружили, что фактическая стоимость доллара на май 1980 года оценивалась в 4 рубля 26 копеек. При минимальной зарплате офицеров и прапорщиков в 200-250 рублей, сэкономив «чеки» и обменяв их в Союзе по курсу 1:4, военнослужащий становился обладателем заоблачной по союзным меркам зарплаты. А если на них закупить товаров в той же инвалютной «Березке» и перепродать заморский ширпотребный дефицит – ещё с 2-3-х кратной накруткой, то за год можно было скопить и на машину, и на кооперативное жильё. Про генеральское жалованье и говорить не хочется, дух захватывает. Сейчас это выглядит обыденным и даже справедливым, но тогда это выглядело, как вызов социальному равенству. Так из-за Афганистана закладывался очередной подрывной заряд в фундамент советского социального равенства, открывались шлюзы для расслоения общества, которое, впрочем, уже на всех парах к тому времени стремительно катилось в бездну товарно-денежных отношений, не утруждая себя размышлениями, к чему это приведёт. С обретением «царских» окладов, генералы вцепились в Афганистан, как в отца родного. И готовы были воевать хоть вечность.
Сергей Михеев
(Продолжение следует)