Наталья Томилова: «Арселор Миттал» нещадно эксплуатирует людей»

Газета "Flash!"

О болевых точках шахтёрской жизни Карагандинского региона мы поговорили с Натальей Владимировной Томиловой — председателем общественного объединения «Шахтёрская семья». Данное общественное объединение, созданное вдовами погибших шахтёров, возникло в Шахтинске вскоре после трагедии на шахте им. Ленина в 2006 году. Тогда взрыв метана унёс жизни 41 горняка. С тех пор Наталья Владимировна неутомимо борется за права шахтёров, работающих на предприятиях АО «Арселор Миттал». На её счету — десятки выигранных судебных дел против транснациональной компании, и жизнь шахтёров она знает не понаслышке.



Плюсы и минусы забастовки

— Наталья Владимировна, два месяца назад отгремела шахтёрская забастовка, внимание к которой было приковано не только в нашей стране, но и за её пределами. Какие уроки можно извлечь из этой забастовки? На что рассчитывали забастовщики?

— Первое — была надежда, что те болячки, которые накопились в обществе, решатся с помощью шахтёров. На это рассчитывали. Шахтёры показали свою сплочённость. Никто не организовывал им питание (имеются в виду предприятия, где проходила подземная забастовка — авт.). Само население очень сильно помогало, волонтёры.

И второе — шахтёры показали самоорганизованность. Посмотрите — у них даже лидеров не было. Они сами достаточно трезво, достаточно умно, достаточно грамотно говорили, организовывались по шахтам. То есть они показали свою самодостаточность.

— Какие были недостатки забастовки?

— Не хватило правовых знаний. Шахтёры не смогли добиться, чтобы их интересы отстаивали грамотные представители. Представители были, но им не хватило правовых, экономических знаний. Вести диалог с компанией, у которой достаточно большой штат юристов, которые прошли «Крым и Рым» в этих вопросах, а ещё были там представители власти, — это был диалог неравных. Здесь минус. В этом плане должны быть перемены в профсоюзных организациях, должно поменяться отношение к работникам. Выводы должны сделать и власти.



Депутатам веры нет

— Как шахтёры относятся к депутатам, в частности, к экс-депутату Мажилиса Мухтару Тиникееву? Он приезжал сюда…

— Могу сказать: к депутатам у людей никакой веры нет, как бы красиво они не говорили. Как бы красиво они не выступали, не били себя кулаком в грудь за шахтёров — веры уже им нет. Почему? Потому что нет действий. Есть только слова. Если бы депутаты действительно стояли на страже закона, то они не принимали бы такой Трудовой кодекс, который стоит на страже работодателя. Если бы они чётко сформулировали каждый пункт, чтобы не было такого: «или-или», то тогда вера была бы.

— Как ведёт себя исполнительная власть?

— Об этой ситуации, когда у шахтёров не будет веры никому, я говорила еще лет пять назад, когда мы тесно работали с отделом внутренней политики, который отвечает за стабильность. У нас была договорённость, что если возникает насущная проблема, которую шахтёры пытаются решить, по их, отдела, мнению, недозволенными методами — митинги, забастовки и так далее, то я ставила об этом в известность исполнительную власть. Я была готова на такое сотрудничество. Почему? Потому что местная исполнительная власть первая должна знать о таких проблемах. Скрывать от них шахтёрские проблемы или какие-нибудь проблемы жителей города глупо. Поэтому им говорила: вы всегда будете приглашены на такие собрания, где шахтёры остро ставили вопросы, которые нужно решать в рамках закона и которые если не решить, то они приведут к противостоянию, столкновению. Мы разрешали им присутствовать, чтобы они информировали о проблемах на верха, и власти с руководителями компании принимали какие-то решения, чтобы не было недовольства.

— Наталья Владимировна, а депутаты сами приезжают к вам? Какие-то конкретные личности?

— Депутаты — это небожители, и спускаться вниз, как мне кажется, они считают ниже своего достоинства.

— У вас стоит грамота от КНПК…

— Да, это была предвыборная кампания, когда они прорывались в депутаты. Конечно, они приезжали, выслушивали проблемы. Кстати, от их партии приезжали в поддержку бастующих шахтёров, со мной встречался помощник депутата. Тем не менее, дальше слов «мы вас поддерживаем», «мы вас понимаем», дело не пошло. Слова сочувствия, поддержки нетрудно высказать. Но нужны дела.

— Что они могли сделать, как Вы считаете?

— Они могли заявить работодателю о том, что он должен прислушаться к шахтёрам, должен решать накопившиеся проблема. Но они отнеслись так, что это трудовой спор, трудовой конфликт — пусть, мол, решают между собой. Но этот конфликт возник не на пустом месте! Это они выпускали такие законы, они уводили работодателя от ответственности!



Пенсия — в 50 лет!

— Среди требований шахтёров есть одно, обращённое не по адресу. Это — требование пенсии в 50 лет, как было в Советском Союзе. Такие вопросы парламент решает.

— Шахтёры это понимают. Почему они выдвинули это требование? Это требование они выдвигали и раньше: писали в министерство труда и соцзащиты (тогда оно ещё так называлось), и мы с общественниками много раз этот вопрос поднимали. Мы говорили, что просто нещадно эксплуатируют людей. Работать в подобных условия до 63-х лет — такого ни в одной стране нет. Единицы доживают. А о здоровье никакой и речи нет. Почему же они выдвинули это требование к работодателю? Чтобы понудить его самого тоже это просить. Чтобы работодатель сказал: я не могу держать работников после 50-ти лет. Чтобы был диалог между работодателем и правительством по этому вопросу.

— Получается, этот вопрос ставится не в первый раз? И всё время он игнорируется?

— Этот вопрос ставится постоянно, с того момента, как был принят новый закон о пенсионном обеспечении, повышающий пенсионный возраст до 63 лет. И медики об этом говорят. Ну не может человеческий организм выдерживать такие физические нагрузки до 63-х лет! Об этом говорится, но никто не слышит, никто ничего не предпринимает. Поэтому, как мне кажется, шахтёры пошли на такой шаг, чтобы понудить работодателя пойти на диалог с правительством.

— Официальный запрос депутатам можно сделать по этому поводу?

— Мне кажется, таких запросов было более чем достаточно. И более чем достаточно официально об этом было сказано. Насколько мне известно, и Тиникеев, будучи ещё депутатом, эту тему неоднократно поднимал. Почему к этой теме остаются глухими — я не могу понять. Значит, это кому-то выгодно.



Казахмыс и Миттал — небо и земля

— Кстати, перед самым Новым годом произошла интересная ситуация. Пригрозили забастовкой работники рудника Казахмыса в Восточном Казахстане. Только они пригрозили — их требования сразу выполнили.

— Я хочу сказать: у нас одна страна, одни законы. У нас разные компании. Почему-то Казахмыс прислушивается к своим шахтёрам. Я не говорю, что там всё гладко, там нет нарушений законодательства. Там их полно, выше крыши, так же, как и здесь. Но ситуацию они не доводят до критической, не доводят до судебных процессах. Там мы можем решить проблему простым письмом к работодателю. В этом отношении они более добропорядочные.

— Почему так?

— Может быть, это зависит от менталитета тех, кто находится в Жезказгане. Ребята могут лучше отстаивать права, и они видят в нём силу, в этом коллективе. Понимаете? Тем не менее, эта компания старается быстро гасить конфликты, быстро договориться.

— Чем отличается Арселор Миттал?

— Арселор Миттал ведёт более агрессивную политику. Лично меня это наводит на мысль, что это государство в государстве. Их не интересуют наши законы, наши люди, наше здоровье, наша жизнь и всё прочее. Абсолютно. Интересуют только деньги. У меня вообще такое впечатление складывается, что они — это власть. Все остальные подчиняются этой власти.

Простой пример: мы обратились к директору шахты им. Ленина с заявлением, что в шахте, где на тот момент находились бастующие, понижается температура, чтобы он наладил оборудование, если оно вышло из строя, чтобы температура поднялась до положенных +16 градусов. Но никаких мер принято не было! Это говорит о том, что они беспокоятся о здоровье шахтёров? Отнюдь. Это говорит о том, что они беспокоились о том, как бы шахтёры побыстрее вышли наружу. Это уже наглость, я считаю.

Профком — против шахтёров

— Можно ли потребовать повышения зарплаты на 100% через суд, аргументируя тем, что произошла девальвация, а зарплата осталась на прежнем уровне? Примет ли суд такой аргумент?

— Я думаю, что добиться 100%-ного повышения зарплаты можно было бы в процессе переговоров. Пусть бы участвовали профессиональные медиаторы, экономисты, финансисты, а я думаю, что такие люди нашлись бы, которые пришли бы и помогли шахтёрам. Они бы проверили все выкладки работодателя.

— А чем аргументировал работодатель свой отказ?

— Насколько нам известно, работодатель аргументировал так: подсчитал всё… профком и сказал: ну, ребята, мы вот тут всё подсчитали и пришли к выводу, что на 100% нельзя повысить. Вы представляете? Профком сел и подсчитал! И финансист работодателя с этим согласились. И аким области приехал и сказал, что только на 10% можно повысить.

— И им удалось убедить шахтёров?

— Человека несведущего легко можно убедить. Они и меня убедят, если я не финансист. Согласны? Потому что в планы компании не входит афишировать свои доходы. У них непрозрачная деятельность. Поэтому вести двойную бухгалтерию и показывать убытки — легко.



Нужен правительственный аудит компании

— На их стороне закон о коммерческой тайне. И они, наверное, часто его применяют…

— Я считаю, что здесь должен работать аудит. И правительство могло бы организовать этот аудит, чтобы подсчитали всё до копеечки. Причём это — не вмешательство в трудовой спор, а чёткая рекомендация, на сколько процентов компания может повысить зарплату. Но этот момент остался открытым, нерешённым. Потому что тем документам и доказательствам, которые предоставил Арселор Миттал, я абсолютно не верю. Что касается Вашего вопроса о возможности повысить зарплату через суд, то мой ответ отрицательный. Суд будет от вас требовать доказательства и доказательства от другой стороны. Вы при таком раскладе сможете предоставить доказательства? Нет.

— Аргумент шахтёров: уголь продаётся за границу по цене, выраженной в долларах США. Получается, произошла девальвация, и зарплата упала в два раза. Всё логично. Они же не за тенге продукцию продают! Такой аргумент разве не годится?

— Компания может предоставить в ответ точно такие же аргументы. Например, сказать, что оборудование она тоже покупает за доллары. То есть здесь дальше рассуждений дело не пойдёт. Нужен аудит. Должны быть цифры и доказательства.



Деньги у компании есть,

и немалые

— В 2006 году на шахте им. Ленина случилась трагедия (20 сентября 2006 года в результате взрыва газовоздушной смеси погиб 41 горняк — авт.). Основной причиной явилось несоответствие техники безопасности нормам. С другой стороны, был отстроен дворец для господина Григория Презента, на тот момент занимавшего должность директора Угольного департамента. В дальнейшем выясняется, что Лакшми Миттал построил ему этот дом в подарок за успешное руководство. Мне непонятно: деньги-то на самом деле есть, но куда они уходят?

— Деньги есть, безусловно. Я понимаю Ваш вопрос, потому что я тоже ставила аналогичные вопросы на всех совещаниях и заседаниях, когда был отчёт о том, что Миттал подписал меморандум, в котором обязался отремонтировать школы, дороги, больницы и так далее. Я задавалась вопросом, имеют ли они моральное право участвовать в этих социальных проектах и подписывать меморандумы с исполнительной властью, в то время как у них искалеченные шахтёры или вдовы шахтёров голодают, их дети не могут обучаться и так далее. Я считаю, что эта благотворительность должна реализовываться только в том случае, когда их работники защищены полностью.



Кому нужны искалеченные шахтёры?

— «Социалкой» должно заниматься государство, как известно.

— Да, на всё это выделяются бюджеты, выделяются деньги. Получается, что эти бюджеты уходят непонятно куда, а потом Миттал говорит: я вам больничку отремонтрую. А в это время люди, которые пахали 40 лет под землёй, уходят искалеченные и без копейки выплат со стороны работодателя, который обязан был им платить, но работнику не установили ни одного процента утраты трудоспособности, или вообще скрыли производственную травму. Получается, Миттал построил или что-то сделал, скажем, для «скорой помощи», но «кинул» своих работников, которые добывали ему капитал.

— Неужели у шахтёров не получается добиться этих выплат?

— Добиваются единицы. А основная масса остаются искалеченными, выброшенными на улицу. Значит, компании выгоднее подарить городу 10 «скорых», чем выплачивать искалеченным шахтёрам часть утраченного заработка до окончания их жизненного пути.



Не хлебом единым

— Одно из требований шахтёров — в Шахтинске негде культурно отдохнуть. Нет ни парка, ни кинотеатра. В городе — одни пивнушки. Насколько это требование актуально?

— Оно очень актуально. Мы ездили в Германию. У тамошних шахтёров есть свой театр. Есть шахтёры-артисты, они показывают спектакли про жизнь горняков. У них есть музеи, клубы, где они собираются, могут отдохнуть с семьями. Среди шахтёров очень много творческих людей, которые и поют, и стихи пишут, и рисуют. У нас в этом плане, какой досуг? Никакого. Однозначно, Арселор Миттал должен принимать участие в культурном развитии шахтёров.

— Ещё требование забастовщиков — отдать санаторий «Жартас» обратно профсоюзу «Коргау».

— Дело в том, что после того, как санаторий попал в руки компании, там ухудшилось питание, ухудшилось обслуживание. На мой взгляд, не имеет значение, кому принадлежит этот санаторий. Главное — шахтёры должны добиться того, чтобы обслуживание там было на должном уровне. Плюс они должны требовать восстановления профилактория у нас, в Шахтинске, чтобы человек мог без отрыва от производства получать лечение, как это было раньше. Причём он должен получать профилактическое лечение, независимо от того, установлено у него профессиональное заболевание или нет. Это нужно для того, чтобы организм работника как можно меньше подвергался воздействию вредных и опасных факторов производства. Нужно это требование развивать, добиваться его полного удовлетворения. А такое положение дел, когда существует один-единственный профилакторий, на который нет путёвок, — это позор. Не хватает мест — расширяйтесь.



Модернизация или «модернизация»?

— Наталья Владимировна, травматизм шахтёров напрямую связан с модернизацией производства?

— Конечно. Несчастные случаи напрямую связаны с технологией, оборудованием. Есть оборудование, которое морально устарело. Как компания приспосабливается к этому? Например, на заводе РГТО изготавливают клети. А подъёмная установка остаётся прежней! А она — выпуска 1960-х годов. На ней отсутствуют датчики подъёма, то есть невозможно установить, на какой высоте находится клеть в тот или иной момент времени. По-хорошему, компания должна сотрудничать с заводом-производителем, и полностью менять и клеть, и установку. Почему люди калечатся? Потому что вот такое положение.

— Получается, на бумаге модернизация проводится, и даже есть шахта им. Костенко, где всё идеально сделано. Наверное, так же ведётся и статистика травматизма?

— Да. Она, вероятнее всего, занижается.

— Но ведь должно быть так: модернизация проводится — травматизм понижается. Сейчас какая тенденция?

— На бумаге нормативная численность работников соответствует новым технологиям. При этом нужно учитывать, что государство никак не контролирует этот вопрос. Нормативную численность устанавливают работодатель и профсоюз. А ведь раньше этим занимались целые институты, нормативная численность утверждалась на уровне министерств!

— Получается, травматизм остаётся на прежнем уровне.

— Травматизм искусственно занижается, ведь компании надо показать его уменьшение. Например, сейчас в компании появилось такое понятие, как микротравма. Что это такое? По закону травмы бывают лёгкими и тяжёлыми. Они должны регистрироваться. А от регистрации микротравм работодатель освобождён!

— Что вкладывается в понятие микротравмы?

— Всё, что угодно. Это может быть и перелом руки, да и вообще всё, что угодно. У нас есть масса примеров этому. Нам приходилось через суд доказывать, что у человека на самом деле — серьёзная травма, связанная с производством.



Травмировался — катись на улицу без пособия

— Все ли пострадавшие готовы бороться с работодателем?

— Единицы приходят. Из ста человек придёт один. Почему? Потому что им говорят: если ты будешь рыпаться, то работать не будешь. И человек выбирает, будет он работать или нет. К нам приходят потому, что работать уже не могут, и им деваться некуда.

— Расскажите о конкретном случае.

— Шахтёр получил серьёзную травму в шахте — перелом руки. Работодатель ему сказал: мол, конец года, а это как раз случилось 30 декабря, ты нас не подводи и т.д. В общем, стал давить на психику. Сказали: у тебя рука шевелится, пальцы двигаются, скрой травму, мы тебе заплатим. А как рука заживёт — снова возьмём на работу.

— Бывало ли такое, что бригада, в которой работает пострадавший, отказывается свидетельствовать о том, что травма была на рабочем месте?

— В большинстве случаев так и происходит. Бригаде говорят: если вы подтвердите, то лишитесь премии. Опять начинают давить на психику. Так и произошло в упомянутом случае. Он согласился написать, что травма носила бытовой характер. Лёг в больницу, где выяснилось, что его травма — серьёзная и ведёт к инвалидности. Работодатель два месяца закрывал ему табель. А после того, как его выписали из больницы, работодатель ему сказал: а куда я тебя поставлю? В шахте ты уже работать не можешь, у тебя травма в быту. Человека поставили перед фактом: или иди на улицу, или сядь в гардеробной и получай 50 тысяч. Всё!

— И после этого он пришёл к вам?

— Он пришёл, и мы стали раскручивать это дело через суд. Вся бригада в суде заявила, что они его в тот день не видели, на работу он не выходил. Он стоял и говорил: «Как же так? Я же с вами тормозил, я же с вами ел!». У них коленки трясутся, руки трясутся, но они говорят: «Нет, ты с нами не был». Представьте, каково было доказать обратное?!

— Вам это удалось?

— Повезло, что этому человеку попалась судья, которая согласилась удовлетворить наше ходатайство поехать на шахту и посмотреть в табельной: выходил он на работу в тот день или нет. А могла бы и не удовлетворить. Кстати, в итоге, в решении она отказала нам в удовлетворении наших требований.

— Как же вы доказали?

— Мы поехали на шахту, а там их супер-пупер система, которую, по их словам, нельзя обмануть, показывает, что выхода шахтера на работу в день травмы нет. Но зато мы нашли, что все те люди, которые работали с ним, выехали из шахты на два часа раньше! Понимаете? Работодатель не подумал об этом, не убрал это из системы! И мы за это зацепились. И на этом основании в апелляционной инстанции отменили решение суда. Потому что — на каком основании бригада выехала на два часа раньше? Что это, авария была или что? А шахтер так и говорил изначально, что их всех на два часа раньше отпустили с работы. На этом они и попались в итоге. Теперь, слава Богу, человек получает компенсацию за процент утраты трудоспособности. А мог бы оказаться на улице.



Хочется пожить по-человечески…

— Противоречие получается. Там они отказались подтвердить правду, а тут вдруг бастуют до упора…

— Совесть человека съедает изнутри, судит его. Даже если они когда-то и сказали против товарища, но они знают, что завтра товарищ скажет против них. Подлость и трусость не оправдываются ни в каком случае. С другой стороны, что их сплачивает? Бастовать их жизнь заставила, они не хотели. Люди хотят, чтобы их больше не толкали на подлые шаги, и они их не делали. И чем больше мы их защищаем, тем работодателю труднее что-то скрыть. Работодатель знает, что люди становятся грамотнее и могут куда-то пойти пожаловаться. Здесь уже включается система адвокатов. Если раньше адвокаты не брались за такие несчастные случаи, говоря шахтёрам, что это — заведомо проигрышные дела, то сейчас, имея на руках решения судов, они уже тоже не боятся идти против системы и доказывают, что несчастный случай всё-таки был на производстве. И ребята, видя, что закон может работать на них, это даёт им силу бороться против этой системы. Поэтому чем больше таких дел, тем меньше этих безобразных случаев. Потому что шахтёры знают и передают друг другу, что по суду можно добиться справедливости.



Компания экономит на мелочах, а жертвует человеческими жизнями

— Наталья Владимировна, какой у вас процент выигранных дел?

— У нас разные категории дел. Если говорить об оспаривании несчастных случаев, то у нас выигрыш 100%. Что касается перерасчёта недоплаченных сумм (по несчастным случаям — авт.) — тут тоже 100%-ный выигрыш. Дошло до того, что работодатель объявил: кому мало, будут доплачивать за несчастные случаи. Но у нас сложные дела по институту профзаболеваний, по МСЭ, по врачам, по установлению инвалидности. Это очень сложные дела. 50 на 50, можно сказать. Нам не хватает медицинских знаний, так как мы не медики. По восстановлению на работе при незаконном увольнении — 80% выигрышей.

— Какова причина этих несчастных случаев?

— Большинство несчастных случаев со стопроцентной виной работодателя можно было бы избежать, не будь такой жёсткой экономии, если бы компания не экономила на самом простейшем: на болтах, специалистах и так далее. Сколько ребят у нас были бы здоровыми и сильными! Сколько из них были бы живыми! Поэтому задача шахтёров, наша и общества — заставить компанию подчиняться законам, жить по ним, а не устанавливать свои законы, свои правила. Задача любого гражданина, который любит Казахстан, который живёт здесь, — сделать так, чтобы страна была действительно правовым, социальным государством. И преследовать нас за это никто не имеет морального права. Потому что мы хотим в своей стране навести порядок.

Андрей ЦУКАНОВ,

специально для газеты «Flash»

Шахтинск-Караганда

— Астана